Публикации

Вовк А.Ю. К вопросу о послевоенной репатриации из Франции. Впечатления русских эмигрантов // Зарубежная Россия ХХ век: Слепухинские чтения-2016. СПб., 2018.

Алексей Вовк

К вопросу о послевоенной репатриации из Франции. Впечатления русских эмигрантов

В статье рассматривается Указ Президиума Верховного Совета о восстановлении в гражданстве СССР бывших подданных Российской империи во Франции, последовавшее за ним развитие «советского патриотизма» в эмигрантской среде и послевоенная репатриация. Анализируя источники, автор сделал попытку проследить как менялись представления об Указе и репатриации эмигрантов и их детей в разные годы – от 1946 г. до 2016 г., как менялась память об этом событии.

The article studies the Decree of the Presidium of the Supreme Council for the restoration of citizenship of the USSR former citizens of the Russian Empire in France, followed by the development of "Soviet patriotism" in emigre circles, and postwar repatriation. Analyzing the sources, the author made an attempt to trace how the ideas about the Decree and the repatriation of immigrants and their children in different years changed – from 1946 until 2016.

Ключевые слова: русская эмиграция, репатриация, возвращенчество, Указ 14 июня 1946 г., «Союз русских патриотов», СРП, «Союз советских патриотов», ССП, Франция, трансформация памяти.

Key words: russian emigration, repatriation, the decree of 14 Juin 1946, «Union Russians patriots», SRP, «Union Soviet patriots», SSP, France, transformation memory.

Послевоенная Франция, где проживала наиболее многочисленная колония русских эмигрантов[1], восстанавливалась медленно: социально-экономическая сфера буксовала. В политике было новшество: в правительство вошли коммунисты. Руководство Франции, чтобы вернуть статус «великой державы», вынуждено было лавировать между США, Великобританией и Советским Союзом. Видимо в поисках поддержки СССР французские власти не обращали внимания на случаи насильственной репатриации бывших его граждан или «охоты» на эмигрантов[2]. В начале 1945 г. видные представители русской общественности Парижа посетили посольство СССР. Этот шаг в купе с победами Красной армии породил дискуссию о признании эмиграцией «правоты» советской власти и изменении отношения к ней[3]. Активную роль в этом играл «Союз советских патриотов» (ССП, с 08.08.1947 «Союз советских граждан во Франции», ССГ), сторонников которого именовали «совпатриоты»[4].

По мнению некоторых исследователей, после войны произошло «примирение» белой эмиграции и советской власти, признание за последней «правоты»[5]. На наш взгляд, это неверно. Не только белоэмигранты, но и Зарубежье в целом после короткого периода увлечения совпатриотизмом так и не примирилась с большевиками. Значительная часть эмигрантов по-прежнему не верила в их перерождение.

Отвечая отмеченным чаяниям 14 июня 1946 года Президиум Верховного Совета СССР издал Указ о восстановлении в гражданстве СССР подданных Российской империи, проживающих на территории Франции[6]. В итоге около 10-11 тысяч эмигрантов стали советскими гражданами, из которых от 2 до 6 тысяч репатриировалось[7]. Параллельно этому французское правительство покидают министры-коммунисты, в стране идут мощные забастовки, а ее руководство принимает американский «план Маршалла»[8]. Поздней осенью 1947 г. на фоне роста антикоммунистических настроений полиция в жесткой форме проверяет репатриационный лагерь Борегар. Далее следуют отзыв советской рептриационной миссии и высылка из Франции 24 видных представителей ССП/ССГ[9].

Следует отметить, что в историографии послевоенная жизнь Русского Зарубежья представлена неполно, поэтому автор статьи поставил целью расширить представления об Указе 14 июня и последовавшей репатриации. Изученный материал позволил выделить три этапа изучения данной темы. Первый, когда свидетельства записывались по «горячим следам» (1946–1952 гг.); второй, когда стали появляться мемуары репатриантов непосредственно в СССР и России (1960-е–начало 2000-х гг.); и, наконец, собранные автором свидетельства в 2014–2016 гг.

Первый аспект, требующий внимания – это реакция эмигрантов на Указ. Церковный деятель Петр Ковалевский записал в дневнике услышанные им неоднозначные отклики: «Толкования на акт ­­­­– очень различны и в большинстве случаев – восторженны… Волнение среди русских, особенно из-за неопределенности положения, очень велико. Старики полны сентиментальной радости, среднее поколение – осторожно, а молодежь почти вся настроена явно отрицательно»[10]. Последующие встречи и беседы убедили Ковалевского, что в основном русская колония восприняла Указу негативно[11].

В это же время участник Белого движения, а позднее совпатриот Н.Я. Рощин записывает: «День великого и незаслуженного счастья. … Я стал советским гражданином <…> Это не амнистия, это что-то гораздо большее. Это, – полное забвение всех преступлений, ошибок, заблуждений, всего прошлого». При этом Рощин отмечает лояльность к советской власти большинства русских. По его мнению, противники Указа – «предатели из эмигрантской же среды, щедро оплачиваемые иностранной казной»[12]. Расхождение данных Рощина и Ковалевского объясняется тем, что авторы дневников принадлежали к разным кругам эмиграции, реакция которых отличалась. К тому же записи Рощина уже в СССР подвергались корректировке.

Схожие настроения, отмеченные Рощиным, описывал и его бывший командующий генерал А.И. Деникин. Он фиксировал перемену в общественном мнении Зарубежья, переход «от неосуждения большевизма до безоговорочного его приятия»[13]. На наш взгляд, в большинстве случаев это было стремление служить России. Так, священник Сергеенко размышлял в письме: «…я по-прежнему не знаю, где мне быть полезнее для церковного дела – за границей или проситься в Россию… хотя по сердцу я предпочел бы ехать на Родину, предполагая, что там я смог бы принести больше пользы, чем за границей»[14].

Следует отметить, что, церковь не осталась в стороне от громких событий. «Моде» на совпатриотизм и переход в советское гражданство способствовал митрополит Евлогий. Ковалевский записывал, что Евлогий «упорно втягивает Церковь в политику, несмотря на то что подавляющее большинство и духовенства, и мирян против этого»[15].

Несмотря на популярность совпатриотизма, выходивший в США «Социалистический Вестник» на основе писем из Франции указывал на иные настроения. По данным корреспондентов газеты, эмигранты не стали массово брать советские паспорта (всего 2-3 тысячи человек), так как понимают, что СССР ведет с ними игру, требуя подписку о защите государственного строя и сведений о родне в СССР[16].

В 1960-е–начале 2000-х гг. количество воспоминаний о послевоенных событиях растет. Так, невозвращенец Н.В. Первушин кроме всплеска совпатриотизма у ранее антисоветски настроенных людей нарисовал портреты сторонников и противников репатриации: «В общем этот акт вызвал сильный интерес – радость у иных, главным образом старшего поколения («Слава Богу, умрем на родной земле»), людей неустроенных, неудачников и т.д.; опаску у других, людей среднего возраста, недоверие у большей части молодежи, имеющей надежду устроиться во Франции или уехать за границу»[17]. Любопытно, что также отрицательно отнесшийся к Указу П. Ковалевский вспоминал репатриантов иначе: «Многие из них были хорошо устроены, имели свои дома и землю. Так, в предместье Пети Кламар около Парижа снялось с насиженных мест большинство местных владельцев участков и уехало в СССР»[18].

Теперь сопоставим другие свидетельства этого периода. Первушин отмечает чувствовавшееся «разочарование у консульского персонала в первые дни» в виду отсутствия наплыва желающих[19]; Р.Б. Гуль пишет, что «масса оказалась как бы в нетях, была дезориентирована, но предпочла все же сидеть дома»[20]. Однако репатриант Б.Н. Александровский вспоминал, что «помещение консульства не смогло вместить и десятой доли собравшихся», во Франции был «массовый переход в советское гражданство и стихийное устремление на родину десятков тысяч людей, еще вчера считавшихся как les russes blancs (русские белые)»[21]. Другой вернувшийся, известный журналист Л.Д. Любимов, также отмечая массовость репатриации, не замалчивал существования в Зарубежье антисоветски настроенной группы[22].

Уехавшая вслед за высланным из Франции мужем Нина Кривошеина рассуждала о причинах популярности совпатриотизма. Она вспоминала, что победы Красной армии символизировали «начало новой эры, что вот-вот будут и внутри страны перемены»[23]. Примерно так же о событиях тех лет отзывался вернувшийся в Россию церковный деятель Н.А. Полторацкий, который вспоминал эмигрантские надежды на прощение политических обвинений и будущее смягчение режима[24]. Арест в СССР мужа и сына заставили Н.А. Кривошеину изменить свое мнение, она стала осознавать, что членов ССП/ССГ советские власти используют[25].

Как и в предыдущий период, в 1960-е–2000-е позиция церкви и ее иерархов вызывала разные чувства. Бывшая помещица Л.В. Анисимова вспоминала последствия поступка митрополита Евлогия: «С появлением красных эмиграция резко изменилась – распалась надвое. Часть пошла к Советам брать паспорта и многие покинули Францию. <…> Большую смуту внес митрополит Евлогий, один из первых взяв советское подданство»[26]. О роли Евлогия в развитии совпатриотизма сообщали о. Борис Старк и Николай Первушин. Так, о. Борис принял советское гражданство по примеру владыки Евлогия[27]. В свою очередь, Н. Первушин отмечал его просоветские шаги («служба благодарственных молебнов») и негативную реакцию на них прихожан[28]. Б.Н. Александровский пишет иначе. Он указывал, что за Евлогием «последовало все «евлогиевское» духовенство и вся «евлогиевская» паства». Антониевцы со своей стороны пошли по тому же пути» при незначительной церковной оппозиции[29].

Противоречие свидетельств Ковалевского, Первушина и Гуля, с одной стороны, и Александровского и Любимова, с другой, объясняется просто. Последние в силу проживания в СССР не могли указать иное положение вещей, чем безоговорочное признание эмиграцией советской власти, массовый переход белоэмигрантов в советское гражданство и разлагающей работы «ничтожной группы наемников», направляемой «далеко из-за океана»[30]. В этой связи можно выделить следующую деталь. Так, Л. Любимов писал, что публикация Указа «явилась событием неожиданным»[31], а Н.Первушин, отмечал, что «Указ 14-го июня не был неожиданностью для парижан; было давно известно, что в этом направлении делаются усилия, как «советскими патриотами» с Рю Гальера, так и А.Ф. Ступницким, редактором «Русских новостей»[32]. Видимо, к подобной аберрации привели политические пристрастия.

Сведения, собранные нами 2014 – 2016 гг., интересны тем, что сохранилось в памяти детей – второго поколения эмиграции[33]. Так, Ольга фон Розеншильд-Паулин (1940 г.р.) вспоминает спор «отцов и детей». Она пишет: «Сколько бурных разговоров и споров этот вопрос вводил в семьях, среди близких, среди родственников. "Возвращаться в Россию?" или "вернуться в этот ад?". Такие споры длились годами и ввели ссоры среди многих родных». По ее мнению, в отличие от слов Первушина, уехать стремилась молодежь: «Но здесь во Франции, <…> более молодые люди часто рвались "служить Родине", зная о том, что если они останутся здесь, то их дети уже забудут о России. Именно с такой мыслью им примериться было труднее всего». Подобные мысли критиковались, прежде всего, ветеранами Белого движения, которые считали отъезд «предательством или лишением разума». Размежевание и оборванные связи помнит Ариадна Васильева (1942 г.р.). В ее память врезался эпизод, когда знакомый, узнав об отъезде, назвал ее родителей «сволочами» и вышел вон. Был ли он участником Белого движения? Неизвестно. Тем не менее, Францию покинули и некоторые белоэмигранты. Например, Алексей Никольской. Его племянник Александр (1932 г.р.) считает мотивом отъезда желание умереть на родине. Ностальгию, как одну из причин возвращения выделяет и Марина Горбофф (1936 г.р.). Она добавляет, что репатрианты были плохо интегрированы во французское общество, а победы Красной армии казались им началом «эры примирения»[34]. Социально-экономические основания выделяет молодой потомок русских эмигрантов, Ангелина Анна Волкофф. По ее мнению, помимо боязни советской власти отъезду мешали плохое финансовое положение семьи и связанность рабочими контрактами.

Отметим, что Зарубежье почти не знало истинного положения вещей в СССР и невольно его идеализировало. Победа в войне, восстановление патриаршества, возвращение исторических имен подпитывали иллюзии о возрождении прежней России. Это позволило Жану Курдюкову (1942 г.р.) говорить даже о некой наивности родителей, которые собирались уехать и приготовили «картоновые чемоданы».

Второй аспект, на который следует обратить внимание – просоветская деятельность эмигрантов во Франции. К ней можно отнести упоминавшийся ранее ССП (печатный орган газета «Советский патриот») и газету «Русские новости».

В Зарубежье мнение об этих организациях было преимущественно негативное. Генерал Деникин указывал на неблаговидную деятельность совпатриотов-неофитов: «Также понятна позиция тех эмигрантов, для которых смена вех является личной страховкой на случай возможных осложнений в странах их пребывания. Они нисколько не верят в «счастливую жизнь» под сенью НКВД и под сень эту идти не собираются. Советуют только другим»[35]. Писатель И.С. Шмелев, чей антикоммунизм был известен, в одном из писем сообщал, что ССП/ССГ стремился «выслеживать в эмиграции врагов Советского Союза, вести «записи» для сообщения кому следует» и охотился за невозвращенцами[36]. Заметим, что, о тесных связях советских спецслужб и совпатриотов, о шпионаже писали некоторые эмигрантские газеты Бельгии и США[37]. К выводу о вероятном финансировании Союза компартией Франции и советским посольством приходит и современный исследователь[38].

Приведем сведения о совпатриотах 1960-х–2000-х гг. Негативно о них отзывались Н.В. Первушин[39] и Л.В. Анисимова. Она вспоминала, как и генерал Деникин, что «руководители этого движения в Россию не поехали, а только уговаривали других»[40].

Репатрианты, знавшие работу ССП/ССГ изнутри, дают более подробные сведения о его работе: «В секциях «Союза советских граждан», в его библиотеке, в редакции «Советского Патриота»· нам открылся новый мир: родина. Он открывался в ее изучении, а главное, в общении с советскими людьми, которое не было нам доступно целую вечность»[41],но от оценок воздерживаются. Участник Сопротивления в рядах «совпатриотов» Николай Борисов (в СССР репрессированный) утверждал о наличии в послевоенном ССП приспособленцев и бывших коллаборантов[42].

Об ССП/ССГ мы спрашивали и в 2014–2016 гг. Яркое впечатление сохранилось у Александра Никольского: «Их называли "советские подхалимы", но они как-то вращались в своей среде и особенно не показывались. Говорят, выдавали советские паспорта каким-то людям, которые уезжали в Россию». Небезынтересны слова о. Владимира Ягелло: «Возвращенцев называли «паспортниками», были тоже «паспортники», которые туда не поехали. В нашей среде возмущались». Такое мнение неудивительно – члены семей Никольского и Ягелло участвовали в Белом движении и сохраняли непримиримое отношение к большевикам. Заметим, что репатрианты для А. Никольского «какие-то люди», несмотря на наличие дяди-репатрианта. Возможно Александр Сергеевич «забывает» этот факт неосознанно.

Следующий выделенный нами аспект – это отъезд на родину. Первые группы смогли покинуть Францию уже через несколько месяцев после Указа. Вот как описывает это событие П. Ковалевский: «На Восточном вокзале собралась громадная толпа родственников и друзей. Зрелище – грустное. Почти никто не подумал, что едет в Россию и не обзавелся теплой одеждой. Везут невообразимое барахло, а не теплые вещи»[43]. Многие эмигранты находились в состоянии эйфории и не осознавали, что через четверть века на чужбине они наконец-то «едут домой». Наш вывод подтверждается записью Н. Рощина в день отъезда: «Нирвана, – блаженное состояние радости»[44].

Первые трудности подстерегали репатриантов еще по пути. Например, на таможенном досмотре. Об этой неприятной процедуре сообщает Н.А. Кривошеина: «У остальных в нашей группе по-разному: у кого много поотбирали, у кого ничего»[45]. Рассказы о действиях таможенников дошли до Парижа. Так, П. Ковалевский записал пересказанные ему сведения о чете Оксанских, у которых еще в Берлине «отняли все вещи, включая дамские сумочки, заставили ходить по городу с плакатами «Мы, раскаявшиеся белые, возвращаемся в СССР» и заявили, что везут в телушках до Ковеля, где будет распределение. <…> Все хорошие вещи взяты, не оставили даже мыла и полотенца для умывания»[46]. На наш взгляд, приведенные издевательства требуют дополнительной проверки.

В возвышенных тонах (1960-е–2000-е гг.), как важное событие в жизни описывал свой отъезд Б. Александровский[47]. Об искреннем стремлении «приобщиться к Матери-Родине» сообщали в своих воспоминаниях высланные из Франции А.А. Угримов и Л.Д. Любимов[48]. Тем не менее, Угримов (в СССР репрессированный) вспоминал настороженность встреченных им первых советских людей[49], а Н.А. Кривошеина писала, что еще на борту парохода ощутила «несовпадение мироощущения» – эмигрантского и советского[50]. Н.А. Полторацкий также погружался в подобные размышления: «На вопрос, чувствовали ли мы себя чужими по возвращении в свою страну, невозможно ответить одним словом — да или нет. <…> А между тем для некоторых, кто по возвращении был арестован и отправлен в концентрационные лагеря и освобожден только после смерти Сталина, утвердительный ответ взял верх»[51]. Избежавший в СССР репрессий Любимов, чьи воспоминания переиздавались несколько раз, о подобных впечатлениях не сообщает.

Небезынтересны подробности приезда в СССР, записанные в наше время. Так, Е.М. Орлова (1935 г.р.) вспоминает ужасы репатриационного лагеря в Гродно: конвой с автоматами, обыск, разбросанные и сломанные личные вещи[52]. Иначе вспоминает Гродно А.А. Васильева (в СССР ее семья подвергалась преследованию). Приведенные ею сведения настолько подробны, что стоит привести ее рассказ полностью: «Видите ли, мои мама, папа да и сама я тоже там были. Была всего лишь середина октября, а именно 15 число, и не было никакого снега. Состав из телячьих вагонов прибыл на станцию Гродно, через какое-то время была дана команда разгружаться, взяв с собой самое необходимое. Весь остальной багаж был доставлен позже в целости и сохранности в тот самый конц. лагерь, где нас разместили. К нему я еще вернусь. Мы везли много книг, в том числе и французские (контрабандой), и все они благополучно дожили до наших дней, включая мамин Ларус и проч. Всякие вазочки, рюмки, чашки и плошки, все прекрасно уцелело, ничего не побилось. При разгрузке не было никакого полка солдат с собаками, никто никого прикладами не бил, книг по снегу не валял и, тем более, матом не крыл. Все было просто и обыденно, отвезли и поселили в бараках. Была там, помню, видела. Нары, застеленные нашим постельным бельем, распахнутые настежь двери, а там – солнце и тепло. Не было колючей проволоки, никто никого не отгонял, мы могли свободно выходить в город. Помню парк с дубами и фильм "Два солдата", на который папа меня водил. Из фильма не запомнила ничего, кроме Марка Бернеса и песни про темную ночь. Томились в лагере, ждали комиссию, взрослые тревожились. Все так. Потом распределение по городам и весям». К сожалению, подобное расхождение в описании событий нам объяснить трудно.

Подводя итог, мы пришли к выводу, что «мода» на советский патриотизм была кратковременна, «примирения» не произошло. Мысли о неизменности большевизма высказывались эмигрантами еще в 1946 гг., правда не открыто, а в переписке[53]. В печати такое мнение могло быть опубликовано только за океаном – в США[54]. С началом «Холодной войны» критические статьи стали появляться и в эмигрантской прессе во Франции. Выделим А.В. Карташева князя С. Оболенского, поначалу симпатизировавшего совпатриотам. В открытом письме князь писал о стремлении «международного коммунистического империализма» использовать эмиграцию[55]. О подобных целях упоминает и невозвращенец М. Коряков. Правда, по его мнению, просоветская кампания увенчалась успехом и привела к исчезновению активной эмиграции во Франции[56].

О «вымирании» и «крахе» антисоветской эмиграции сообщали в 1960-е гг. вернувшиеся совпатриоты Любимов и Качва. К мнению обласканного властями литератора можно относиться критически, но подобным образом высказывался проживавший в СССР в сложных условиях Н.С. Качва[57]. Отметим, что к выводу о послевоенном закате российской эмиграции во Франции и «приговору русскому Парижу» (правда, по несколько иным причинам) приходит и современный исследователь[58].

Что касается судеб репатриантов, то в сборнике «Почему мы вернулись на Родину» отмечались лишь положительные последствия возвращения[59]. Неудивительно – сборник выходил в СССР в 1983 г. и 1987 г. Необходимо привести свидетельства этого периода, увидевшие свет позже. Н. Полторацкий на исходе жизни размышлял о репрессированных на родине товарищах: «Увы! То, что последовало, доказало лишь обратное. И именно скептики, а ни в коей мере оптимисты, оказались правы»[60]. Что касается свидетельств нашего времени, то Е.М. Орлова и А.А. Васильева относятся к возращению и последующей трудной жизни с фатализмом, а Н.И. Кривошеин подчеркивает переживаемую репатриантами трагедию. Во время заключения к нему на свидание в мордовский лагерь приехал отец – Игорь Александрович. Общаясь с сыном И.А. Кривошеин подвел итог своей дороге домой: «Я хотел в Россию, а попал в Советский Союз»[61].

Таким образом, мы попытались рассмотреть реакцию русской колонии во Франции на Указ 14 июня 1946 г., на деятельность просоветских организаций, на отъезд в СССР. Также нами была сделана попытка проследить трансформацию восприятия этих событий, которое с годами неизбежно менялось.

__________

[1] Гузевич Д.Ю. Закат российской эмиграции во Франции в 1940-е годы. История и память. Париж – Новосибирск, 2012. С. 147. Автор насчитывает (лето 1946 г.) около 100 тысяч эмигрантов первой волны и их потомков. Вопрос о точном количестве эмигрантов в этот период остается открытым.

[2] Там же. С. 109-119. Коряков М.М. Освобождение души. Нью-Йорк, 1952. С. 350-351. Отметим свидетельство эмигранта, указывающего, что «это право ловить людей не было распространено на старых эмигрантов». Борман А. А.В. Тыркова-Вильямс по воспоминаниям и письмам ее сына. Лувэн – Вашингтнон, 1964. С. 297.

[3] Будницкий О.В. 1945 год и русская эмиграция: Из переписки М.А. Алданова, В.А. Маклакова и их друзей // Ab Imperio. 2011, № 3. С. 244.

[4]Предшественником ССП/ССГ была организация коммунистического крыла французского Сопротивления «Союз русских патриотов». Подробнее см. Вовк А.Ю. Деятельность Союза русских патриотов во Франции (по материалам архива Дома русского зарубежья) // Российская эмиграция в борьбе с фашизмом: Международная научная конференция. Москва, 14-15 мая 2015 года / Дом русского зарубежья имения Александра Солженицына; сост. К.К. Семенов и М.Ю. Сорокина. – М.: Русский путь : Дом русского зарубежья имения Александра Солженицына, 2015. С. 145-157.

[5] Костиков В.В. Не будем проклинать изгнанье… М.: Международные отношения, 1990. С. 299; Урицкая Р.Л. Они любили свою страну… Судьба русской эмиграци во Франции с 1933 по 1948 г. СПб.: «Дмитрий Буланин», 2010. С. 231, 232.

[6] Сборник законов СССР и указов президиума Верховного Совета СССР (1938 – июль 1956). М.: Государственное издание юридической литературы, 1956. С. 68.

[7] Гузевич. Указ. Соч. С. 118. Вопрос о количестве репатриантов остается открытым.

[8] Верт А. Франция. 1940-1955. М.: Издательство иностранной литературы, 1959. С. 311-315.

[9] Гузевич. Указ. Соч. С. 129-133.

[10] Пасхальный свет на улице Дарю: дневники Петра Евграфовича Ковалевского 1937-1948 годов. Нижний Новгород: Христианская библиотека, 2014. С. 464-465. Запись от 22.06.1946.

[11] Там же. С. 465, 468.

[12] Рощин Н.Я. Парижский дневник. М.: Изд-во ИМЛИ РАН, 2015. С. 307, 308. Запись от 27.06.1946.

[13]«В психологии русской эмиграции за последнее время произошли сдвиги неожиданные и весьма крутые». Меморандум генерал-лейтенанта А.И. Деникина, зима 1945/46. Публикация А.С. Забегалина, подготовка текста А.А. Кузнецова // Русское прошлое. 2012, № 12. С. 281.

[14] Попова Бронислава Священник Андрей Сергеенко. 1903-1973: Россия - Франция - СССР. М.: Общедоступный православный университет, 2014.С. 108. Письмо от 6.08.1947

[15] Пасхальный свет... С. 465.

[16] Б.Н<иколаевский>. Смутные дни русского Парижа (сводка по письмам) // Социалистический Вестник. 1946 № 7-8 (20.08.1946). С. 186-187.

[17] АДРЗ. Л. 107, 123.

[18] Зарубежная Россия. Париж, 1971. С. 235.

[19] АДРЗ. Ф. 1. Д. М-196. Л. 106, 107.

[20] Гуль Р.Б. Я унес Россию. Т. 3: Россия в Америке. М.: БСГ-Пресс, 2001. С. 126.

[21] Александровский Б.Н. Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта. М.: «Мысль», 1969. С. 360, 364.

[22] Любимов Л.Д. На чужбине. Ташкент: Узбекистан, 1979. С. 338-341.

[23] Кривошеина Н.А. Четыре трети нашей жизни. М.: «Русский путь», 1999. С. 185.

[24] Письмо мадам Мирей Массип // Дiм князя Гагарiна: Збiрник наукових статей i публiкацiй/Одеський лiтературний музей. – Вип. 6. – Частина 2. Одеса: Сiмекс-прiнт, 2011. С. 211. Письмо от 17.06.1991.

[25] Кривошеина Н.А. Укз. Соч. С. 187.

[26] АДРЗ Ф. 1. Д. 44. Л. 7. Письмо от 20.12.1977.

[27] Отец Борис и матушка Наталья. Протоиерей Борис Старк и Наталья Дмитриевна Старк вспоминают. Публикация Ю.В. Тихоновой. Послесловие протоиерея Михаила Ардова // Новый мир. 2000. № 1 (897). С. 160-161.

[28] АДРЗ. Ф. 1. Д. М.-196. Л. 107.

[29] Александровский Б.Н. Указ. Соч. С. 210, 211.

[30] Александровский Б.Н. Указ. Соч. С. 211, 363, 364; Любимов Л.Д. Указ. Соч. С. 341.

[31] Любимов Л.Д. Указ. Соч. С. 344.

[32] АДРЗ. Ф. 1. Ед. хр. М-196. Л. 105.

[33] Своими воспоминаниями поделились Ариадна Васильева, Ангелина-Анна Волкофф, Жан Курдюков, Александр Никольской, Ольга фон Розеншильд-Паулин, о. Владимир Ягелло. Автор благодарит за помощь в налаживании контактов со вторым поколением эмиграции К. Александрова, А. Бородинскую, Е. Захарова. Все собранные материалы находятся в личном архиве автора.

[34]Marina Gorboff, mai 2015, Irina Nicolaevna, le retour. [Электронный ресурс] // Режим доступа: https://gorboffmemoires.wordpress.com/2015/05/31/irina-nicolaevna-et-irina-j/. Дата обращения 01.07.2016.

[35] «В психологии русской эмиграции за последнее время произошли сдвиги неожиданные и весьма крутые». Меморандум генерал-лейтенанта А.И. Деникина, зима 1945/46. Публикация А.С. Забегалина, подготовка текста А.А. Кузнецова // Русское прошлое. 2012, № 12. С. 281.

[36] И.С. Шмелев и О.А. Бредиус-Субботина: Роман в письмах: В 2 т. Т. 2. / Подготовка текста и комментарий: А.А. Голубковой, О.В. Лексиной, С.А. Мартьяновой, Л.В. Хачатурян. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. С. 485. От 07.08.1946.

[37] Франсуа «Советские патриоты» в Париже (письмо из Парижа) // Социалистический Вестник. 1946. № 7-8. С. 188; А.Б.В. Сеть НКВД во Франции – корреспонденция из Парижа // За свободу. 1947 (July). № 18, с. 103-114; Каиново дело // Часовой. 1947. № 269 (декабрь). С.1-2.

[38] Обухова-Зелиньская И.В. Газета «Советский патриот» - сладкоголосая сирена вовзращенчества или дудка гаммельнского крысолова // Нансеновские чтения 2009. СПб, 2010. С. 277.

[39] АДРЗ. Ф. 1. Д. М-196. Л. 105.

[40] АДРЗ, Ф. 1. Д. 44. Л. 7. Письмо от 20.12.1977.

[41] Любимов Л.Д. Указ. Соч. С. 348.

[42] Борисов Н.В. «Пароль – Франция! Девиз – Советский Союз!» // Отчизна. 1990, № 5. С. 29, 30.

[43] Пасхальный свет… С. 573. Запись от 24.09.1947.

[44] Парижский дневник. С. 311. Запись от 25.11.1946.

[45] Кривошеина Н.А. Указ. Соч. С. 209.

[46] Пасхальный свет… С. 584. Запись от 17.10.1947.

[47] Александровский Б.Н. Указ. Соч. С. 370-373.

[48] Угримов А.А. Из Москвы в Москву через Париж и Воркуту / сост., предисл. и коммент. Т. А. Угримовой. – М. : Изд-во «RA», 2004 С. 43. Любимов Л.Д. Указ. Соч. С. 357-368.

[49] Угримов А.А. Указ. Соч. С. 51-53.

[50] Кривошеина Н.А. Указ. Соч. С. 204, 205.

[51] Полторацкий Н.А. Указ. Соч. С. 206.

[52]Понятен ли Осип Мандельштам иностранцу? [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.svoboda.org/a/27490548.html. Дата обращения: 01.07.2016.

[53] И.С. Шмелев и О.А. Бредиус-Субботина… С. 484.

[54] Б.Н<иколаевский>. Смутные дни русского Парижа… С. 187.

[55] Полностью текст письма см.: Варшавский В.С. Незамеченное поколение. М.: Дом русского зарубежья имения Александра Солженицына : Русский путь, 2010. С. 298-302; Карташев А.В. Непримиримость // Возрождение. 1949. № 6 (ноябрь – декабрь). С. 10-14.

[56] Коряков. М.М. Освобождение души. Нью-Йорк, 1952. С. 340.

[57] Любимов Л.Д. Указ. Соч. С. 341; АДРЗ. Ф. 25. Оп. 1, Д. 25. Л. 2.

[58] Гузевич Указ. Соч.. С. 160-161.

[59] Почему мы вернулись на родину. С. 208-220.

[60] Н.А. Полторацкий. Указ. Соч. С. 211.

[61] Кривошеин Н.И. Дважды Француз Советского Союза: Мемуары, выступления, интервью, публицистика. Нижний Новгород, 2014, с. 129.