Публикации

Вовк А.Ю. «Покрасневшие»: белоэмигранты, смирившиеся с Советами // Неприкосновенный запас. 2022. № 6. С. 149-163.

Алексей Вовк

«Покрасневшие»:

белоэмигранты, смирившиеся с Советами

Кто такие «покрасневшие»

В изучении русского Зарубежья заслуживает внимания феномен белых эмигрантов, принявших советскую власть: так называемых «совпатриотов», или, как мы именуем их в этом тексте -- «покрасневших» белоэмигрантов. Если термины «белоэмигрант» и «совпатриот» знакомы читателю, то понятие «покрасневший белоэмигрант» нуждается, вероятно, в пояснении. Под таковым имеется в виду лицо, эмигрировавшее в ходе революции и Гражданской войны, поначалу настроенное к советской власти и коммунизму негативно, но позже изменившее свое отношение -- вплоть до полной поддержки компартии и получения советского гражданства. Появление «покрасневших» было явлением не массовым, но весьма заметным, поскольку за перерождением подобных эмигрантов следовала активность, проявлявшаяся в просоветской пропаганде, нелегальной деятельности, участии в войне в Испании и антинацистском подполье. Наиболее ярко «покрасневшие» проявили себя во Франции в 1930--1940-е годы.

В отличие от белой эмиграции, пользующейся большим вниманием ученых, работы о «покрасневших» редки, причем в них затрагиваются, как правило, либо начальный этап изгнания (1920-е годы), либо период Второй мировой войны. Первые научные материалы, в которых упоминались «покрасневшие» белые или в которых им предоставлялось слово, вышли во время «оттепели» и «разрядки». Среди них, что вполне объяснимо, выделялись публикации, изданные в Советском Союзе и во Франции[1]. Правда, вплоть до конца 1960-х годов в научной литературе эмигрантов предпочитали называть «советскими партизанами» или «русскими по происхождению»[2]. В дальнейшем советские историки стали обращаться также к довоенной активности «совпатриотов» и их послевоенной репатриации[3]. Однако подобные труды полны идеологических штампов, передергиваний и умолчаний.

Поворот в изучении проблемы происходит в конце ХХ -- начале ХХI веков, когда в России становятся доступными эмигрантские[4] и зарубежные[5] издания, выходят мемуары «покрасневших»[6], появляются работы о просоветских организациях Зарубежья и их членах[7]. Отметим, что не все из них выполнены на высоком уровне. По нашему мнению, разговор о «покрасневших» должен касаться не только всплеска советского патриотизма, пришедшегося на 1944--1946 годы, но и изучения предшествующей перестройки белоэмигрантского сознания в 1930-е годы, а также их реакции на события международной политики. И, конечно же, надо говорить о дальнейших судьбах героев нашей работы и об отношении к ним в диаспоре.

«Дело искупления наших грехов»

Итак, целью многих пореволюционных эмигрантов было желание попасть домой, поэтому возникшая уже в 1922 году в Болгарии первая организация потенциальных репатриантов так и называлась -- «Союз возвращения на родину» («Совнарод»). Его лидеры отказались от идей Белого движения и призывали «…начать дело исправления наших ошибок, сознательно или бессознательно нами совершенных, дело искупления наших грехов»[8]. Подобные настроения, подогреваемые советскими амнистиями 1921-го и 1923 годов, а также политикой Лиги Наций, наблюдались во всех странах русского рассеяния и стимулировали массовую репатриацию. Но к концу десятилетия возвращение приостановилось: во-первых, въезд разрешался лишь «простым солдатам, обманом и силой принужденным воевать»[9]; во-вторых, в СССР неуклонно крепло подозрительное отношение к соотечественникам, прибывающим из-за рубежа[10]. В отличие от предыдущего периода, в 1930-е репатриация стала делом крайне сложным. Возвращенцы старались не падать духом: «Отказывают, значит, нельзя по-другому. Значит, мы здесь нужнее»[11]. Они почти ничего не знали о судьбе товарищей-одиночек, уехавших в то десятилетие. Между тем, почти все они были репрессированы.

Из-за того, что въезд в СССР теперь разрешался лишь немногим, в диаспоре сложился довольно большой пул людей, желавших репатриироваться, но не имевших возможности это сделать. В основном это были, как вспоминал известный возвращенец, бывшие подданные Российской империи: солдаты Русского экспедиционного корпуса и белых армий, уехавшие на заработки жители приграничных с СССР стран, а также проживающие за границей советские граждане[12]. Больше всего возвращенцев было во Франции, стране с самой крупной, 80-тысячной русской диаспорой, которые группировались вокруг созданного здесь в 1925 году собственного «Совнарода». (В мае 1937 года эта структура была преобразована здесь в «Союз друзей советской Родины» -- СДСР). Центр организации находился в Париже, а в провинции -- в местах компактного проживания русских, включая Лион, Лилль, Марсель и Ниццу, -- действовали полтора десятка филиалов[13]. Точное количество возвращенцев неизвестно. Согласно разным источникам, их насчитывалось от 3975 человек в 1929 году до тысячи человек (вместе с семьями) перед войной[14]. По одним данным, к ноябрю 1928 года через «Совнарод» прошли 4,5 тысячи; по другим данным, к весне 1935 года восемь тысяч[15].

Посвятив первые годы агитации за возвращение, «Союз» перешел к «обличению предательской по отношению к русскому народу деятельности ряда эмигрантских групп»[16]. Временами в этом ему помогали и другие объединения, хотя евразийцы, милюковцы из «Республиканско-демократического объединения» (РДО) или оборонцы не разделяли идеологию «Союза» полностью. Тем более, что по уставу в нем могли состоять только лица, признающие «правительство СССР законным». Для членов организаций, «преследующих цели, противные целям Союза друзей советской Родины»[17], был установлен запрет. Это проводило черту между «Союзом» и почти всей эмигрантской массой, хоть в чем-то несогласной с коммунистическим режимом. Возвращенцы тянулись к идейно близким французам (многие русские состояли в коммунистической партии и в левых профсоюзах), а также к советскому полпредству. По мнению некоторых исследователей, «Совнарод» вообще курировался советскими дипломатами[18]. В свою очередь, нам тоже известны свидетельства возвращенцев и документы французской полиции, подтверждающие связь с полпредством[19].

Каким образом и почему люди приходили в «Союз»? Ими двигала ностальгия и неустроенность беженской жизни, которые усиливались мировым экономическим кризисом и неприязнью местного населения. Кроме того, на эмигрантов угнетающе действовали многочисленные склоки и бесконечные скандалы в диаспоре, связанных как с пореволюционными изгнанниками, так и с советскими невозвращенцами -- о некоторых из подобных случаев будет сказано ниже. Нездоровая атмосфера вовсе не укрепляла веру в «Белое дело» в среде эмигрантской молодежи. Выросшие за годы войны и изгнания люди не познали спокойной жизни на бывшей родине и теперь невольно тянулись к России советской. С грустными реалиями беженства контрастировали триумфальные новости, широким потоком поступавшие из дома. Их важнейшим поставщиком был журнал «Наш Союз» (позднее «Наша Родина»). Причем даже если его страницы и оставляли у кого-то сомнения в успешном строительстве новой жизни, то их напрочь рассеивали публично читаемые письма из России. По словам современника, от подобного послания «веяло родиной», оно будило «гордость за свою родину, уверенность в будущем, в правомочности, прочности новой жизни»[20]. Таким образом, блуждая по разным организациям в поисках приложения своих сил, часть эмигрантов в конце концов оказывалась в «Совнароде»[21].  

В этом отношении характерен пример Александра Тверитинова, который до «Союза» прошел через савинковскую организацию, РДО и масонов. Став позднее одним из лидеров СДСР, Тверитинов был выслан французскими властями в СССР, где получил обвинение в шпионской и контрреволюционной деятельности и умер в заключении[22]. По похожему сценарию сложилась судьба капитана Беневоленского (имя неизвестно). Будучи антисоветским активистом, он нелегально приезжал в СССР, где встречался с подставными заговорщиками, которые убеждали его в том, что народ «идет за большевиками». Задушевные беседы с «единомышленниками» привели Беневоленского сначала к переоценке ценностей, потом в «Союз», а затем -- к работе на советские спецслужбы[23]. Наконец, показательно живое участие в жизни французских левых и «Совнарода» приняли бывшие гардемарины; таковых была целая группа, в которую входили Георгий Клименюк, Федор Лидле, Павел Пелехин, Николай Роллер, Дмитрий Смирягин, Георгий Шибанов. На момент эвакуации белых ни один из них не был старше 22 лет.

Деятельность легальная и нелегальная

В парижском центре «Союза», находившемся на улице де Бюси, дом 12, работали столовая и библиотека. Имелись также драматическая студия, молодежный кружок и кружок политграмоты. Для знакомства с советской культурой устраивались просмотры фильмов (демонстрировались «Юность Максима», «Дети капитана Гранта», «Броненосец Потемкин»), чтение книг (читались «Кондуит и Швамбрания», «Тихий Дон», «Поднятая целина»), встречи с приезжавшими из СССР деятелями культуры. Похожая деятельность, но в меньших масштабах, велась и в филиалах СДСР[24]. Доклады о Ленине, пятилетке, индустриализации, как и проводимые женским отделом утренники, подтверждали новаторски-коммунистический характер организации. Но зато спектакли, детские елки, вечера «с концертом, лотереей, буфетом и танцами» были очень похожи на привычную эмигрантскую активность. Несмотря на разрыв с белыми соотечественниками, возвращенцы приходили на их собрания, из-за этого часто заканчивавшиеся драками[25]. Контактируя с французскими левыми, «покрасневшие» участвовали в их мероприятиях: например, вместе продавали газеты или митинговали[26].

С 1926 года выходил печатный орган возвращенцев, называвшийся «Наш Союз» (с 1937 года -- «Наша Родина») и нацеленный на противостояние белоэмигрантской прессе[27]. Изначально 14-страничный журнал-еженедельник превратился в 1928--1929 годах в четырехполосную газету, выходившую дважды в неделю. В 1930--1933 годах ее редактором был Кирилл Ружин[28]. Позже «Наш Союз» вернулся к журнальному формату, на этот раз ежемесячному. Этот полиграфически качественный продукт изобиловал обличающими материалами, о чем красноречиво свидетельствовали его заголовки: «“Работа” грузинской эмиграции», «Эмигрантщина», «Преступная игра вождей» и так далее. Подобные статьи дополнялись материалами о репатриации, включая отчеты об отъездах в Москву и письма вернувшихся с описаниями новой жизни. Публиковались также хроника «Совнарода», тексты о внешней и внутренней политике СССР (рубрики «Молодежь страны Советов», «Из советского быта», «На страже советских рубежей»). Постепенно последние стали преобладать, занимая до трех четвертей всего журнального объема. В «Нашей Родине» также писали об успехах Советского Союза в разных сферах (статьи «Хозяева Арктики», «Канал Москва-Волга», «Наша Родина -- великая индустриальная держава»), представляли советские республики (рубрика «По Советскому Союзу»), перепечатывали материалы советской прессы. «Кризису Зарубежья» была посвящена рубрика «В эмиграции», в которой преобладали нападки на младороссов, газету «Последние новости» и Русский Обще-Воинский Союз (РОВС). Новшеством «Нашей Родины» стала рубрика «Русские эмигранты в рядах антифашистов», посвященная гражданской войне в Испании.

Наряду с открытой работой «Совнарод» занимался и подпольной деятельностью. В частности, заметную роль в организации играл Сергей Эфрон, бывший участник Белого движения, переосмысливший свои взгляды и за рубежом оказавшийся в рядах евразийцев и возвращенцев. Во Франции он был завербован НКВД и сам привлекал агентов, создав целую информационную сеть[29]. Позднее на допросах в СССР он рассказывал о 24-х завербованных – одни следили за Троцким, другие воевали в Испании, третьи ликвидировали врагов[30]. Вместе с заданиями Эфрон выделял агентам и средства на их выполнение[31]. Скорее всего подобная «секретная» работа велась и другими «покрасневшими»: например, председатель лионского отдела Николай Качва, не вдаваясь в детали, вспоминал о вербовке эмигрантов «для работы по специальной линии»[32].

Приведем несколько примеров такой работы. В 1936 году французскими властями был арестован один из ведущих журналистов правой газеты «Возрождение» Николай Алексеев, которого заподозрили в шпионаже в пользу Германии. На инцидент обратила внимание местная левая пресса, призвавшая к высылке из страны лидеров белых и закрытию «Возрождения». Алексеев в итоге был оправдан; при этом выяснилось, что его преследованию способствовало обращение в полицию Михаила Штранге, который, по некоторым данным, являлся завербованным Эфроном агентом НКВД[33]. Следует отметить, что этот человек не раз выступал в СДСР с докладами, а после репатриации утверждал, что поддерживал связь с советским консульством и выполнял его «отдельные поручения»[34].

В сентябре 1937 года в Швейцарии был застрелен советский разведчик-невозвращенец Игнатий Рейсс, а в Париже похищен глава военный эмиграции генерал Евгений Миллер. В этой связи эмигрантская пресса рассуждала о «большевицкой работе» Эфрона и его помощников, а французская печать указывала на причастность СДСР к отправке добровольцев в Испанию, описывала созданную этой организацией сеть информаторов и требовала от властей активных действий[35]. Полиция довольно быстро установила причастных к убийству Рейсса -- ими оказались сотрудники советского торгпредства, местные коммунисты и российские эмигранты, -- но действовать не поспешила: в результате подозреваемые скрылись[36]. Медлительность правоохранителей объяснялась тем, что в 1932--1935 годах Франция подписала с СССР договоры о взаимопомощи и ненападении, взяв на себя обязательство «не поддерживать … военных организаций, имеющих целью вооруженную борьбу против другой Стороны»[37]. По этой причине французские власти смотрели сквозь пальцы на незаконные действия советских агентов. Между тем, исследователи, изучавшие документы французской и швейцарской полиции, не раз обращали внимание на тот факт, что Эфрон и СДСР работали на советскую разведку[38].

Испания

Возвращенцы приняли участие в гражданской войне в Испании, куда отправились до двухсот членов «Союза»[39]. Однако несмотря на лояльное отношение французских властей к антифашистам, просоветским русским попасть на фронт было трудно, так как их нередко путали либо с «белыми русскими», либо с гражданами СССР, который официально в войне не участвовал. Появление русских в Испании могло привести к дипломатическим осложнениям[40]. Позднее одни возвращенцы говорили, что надо было воевать «за правое дело»[41] и «что нельзя там не быть, если ты не трепло и трус»[42]; другие писали, что надо «искупить свою невольную вину»[43]; наконец, третьи полагали, что «согрешив оружием, оружием же и искупит»[44]. Все эти мотивы объединяет одно: отвоевав на стороне бывших врагов -- красных, -- потом можно будет вернуться домой. Таково было обещание «Совнарода»[45]. Похожим образом думали и в Кремле: «Разрешается возвращение в СССР тем из бывших русских белогвардейцев, которые честно дрались на стороне республиканских войск в Испании и вследствие ранений или болезни сейчас не могут активно участвовать в дальнейшей борьбе»[46].

Русские антифашисты проявили себя на войне по-разному; чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть характеристики Коминтерна. О своем опыте они регулярно писали в союзном журнале. Любопытно, что в их письмах стилистика эмигрантских мемуаров («под убийственным орудийным и пулеметным огнем, напоминающим времена великой войны, мы заняли замок, разгромив лучшие части итальянцев») соседствовала со штампами советской печати («я готов получить еще три таких ранения, чтобы участвовать еще в трех подобных разгромах международного фашизма, что положило бы конец его существованию»)[47].

Участие эмигрантов в войне на стороне республиканцев спровоцировало в Зарубежье горячую дискуссию. Так, правая газета «Сигнал», размещая фотографию антифашистов, снабдила ее красноречивым заголовком «Растление русской души»[48]. Большой скандал вызвали публикации влиятельной в диаспоре газеты «Последние новости». В них сообщалось о том, что в Испанию вербовали «безработных, завсегдатаев бесплатных столовых и ночлежных»[49]. Безусловно, жизнь эмигранта была тяжела, и подобное иногда действительно имело место. Так, член «Совнарода» Ариадна Эфрон именно в таком ключе описывала безработного и бывшего полковника Владимира Глиноецкого; однако, она добавляла, что, получив разрешение на отъезд, этот опустившийся человек преобразился -- стал «совсем другой, помолодевший, распахнутый, оживший, а не оживленный»[50]. То есть, участие в войне беженца было, по мнению «покрасневших», не игрой жизнью отчаявшегося человека, а борьбой за правое дело. Что же касается членов «Совнарода»/СДСР, оставшихся во Франции, то они были не так активны и помогали республике в индивидуальном порядке: переправляли еду, оружие и добровольцев[51].

Возвращенцы покидали Испанию частями: одни уходили с Интербригадами в конце 1938 года, другие уже после поражения республики в феврале 1939-го. По прибытии во Францию их интернировали вместе с сотнями тысяч испанцев[52]. Довольно скоро апатия проигравших сменилась подъемом: смертность в лагерях снижалась, налаживался быт, можно было заниматься спортом и самообразованием. Свою роль играла и надежда на скорое освобождение, подталкивавшая интернированных к программе-максимум, состоявшей из трех пунктов: «учеба, активность, гигиена»[53]. Эти настроения отражены в одной из лагерных стенгазет: «Когда на собрании нашего коллектива мы решили соблюдать гигиену и жить культурно, то наш барак взялся выполнить обязательства по-стахановски»[54].

Изменения в жизнь лагерников внес советско-германский договор 1939 года, после заключения которого в Советском Союзе и его сторонниках начали видеть союзников Гитлера. После начала войны на основании декрета об интернировании «подозрительных и нежелательных иностранцев» и запрета компартии по Франции прокатилось несколько волн арестов. Членов просоветских организаций, как правило, направляли в прославившийся суровыми условиями лагерь Верне, функционировавший и после поражения Франции. «Покрасневших», как и других коммунистов, охватила тоска, и тогда подпольная парторганизация приняла решение «выйти за проволоку» -- то есть, разрешить своим членам соглашаться на работы в Германии[55].

Сопротивление

Новая страница в истории наших героев была перевернута 22 июня 1941 года. Нападение Германии на СССР, помимо всплеска германофилии, способствовало подъему в Зарубежье оборонческого движения и просоветских симпатий[56]. Выстраивание картины, отражающей участие эмигрантов в Сопротивлении, несмотря на многочисленные исследования, осложняется рядом факторов. Во-первых, в условиях подполья русские не стремились раскрывать сведения о себе; во-вторых, многочисленные выходцы из России, состоявшие в Сопротивлении, почти сразу после войны оказалась в Советском Союзе и потому почти не оставили историкам-французам информацию о себе; в-третьих, в СССР подготовка трудов об эмигрантах была ограничена идеологическими рамками; в-четвертых, исследователи зачастую рассматривают состояние эмиграции в 1939--1945 годах в дихотомии «за Германию или за СССР», игнорируя другие возможные позиции; наконец, в-пятых, некоторые историки, обращаясь к этой теме, откровенно фантазируют. (К фантазиям можно, например, причислить сообщения о гибели семи тысяч русских в Сопротивлении или рассуждения об антигерманских настроениях большей части диаспоры[57].)

Сопротивление во Франции заметно активизировалось после того, как во Второй мировой войне наступил перелом, а немецкий оккупационный режим ужесточился. В октябре 1943 года в Париже возвращенец Георгий Шибанов, предварительно установивший контакт с M.O.I. («Main-d’œuvre immigrée» -- созданная коммунистами профсоюзная организация, объединявшая рабочих-иммигрантов), созвал встречу старых товарищей, на которой был учрежден «Союз русских патриотов» (СРП). О деятельности этой структуры на сегодня известно довольно много[58]. В годы войны СРП был разделен на три секции, занимавшиеся помощью военнопленным, работой с власовцами и агитацией в эмигрантской среде, а каждая секция подразделялась на «тройки». Репрессии, обрушившиеся на организацию, были настолько сильны, что прибывшему из Лиона Николаю Качве пришлось в марте 1944 года налаживать всю работу заново; помимо прочего он восстановил издание газеты и привлек в СРП группу лионцев. Кроме M.O.I. и компартии «патриоты» нашли поддержку среди бывших младороссов и милюковцев. В этом, кстати, заключалось важное отличие русского подполья от французского подполья, разделявшегося на правых и левых[59].

Рядовые члены СРП продавали получаемые от коммунистов «марки солидарности», собирали одежду, обувь и продукты, укрывали семьи арестованных товарищей[60]. Отдельные «патриоты» привлекались как переводчики и связные, работающие в партизанских отрядах, гарнизонах власовской «Русской освободительной армии» (РОА) и лагерях восточных рабочих («остовцев»). Последним эмигранты помогали налаживать контакты с местным Сопротивлением, а также организовывать саботаж и побеги[61]. Для городского подпольщика было важно как можно быстрее переправить беглеца к партизанам, поскольку, как сообщалось в одном из рапортов, потеря времени вела к «лишним финансовым расходам, а также консервации людей на квартирах в Париже, что небезопасно в отношении слежки со стороны наших противников»[62]. Угроза была вполне реальной: за первую половину 1944 года СРП пережил шесть «провалов»[63], причем в некоторых из них были повинны используемые оккупантами русскоязычные агенты. Например, Алексея Шапошникова в Лионе схватили после доноса шоферов-эмигрантов[64]; Николай Сотников в Париже был арестован с помощью фальшивого советского военнопленного[65]; Фалалей Сафронов в Шербуре был задержан после аналогичного визита «власовца»[66].

Одним из начинаний СРП было издание газеты «Русский патриот». Несмотря на разгром, пережитый редакцией в марте 1944 года, издание довольно быстро восстановилось. Работа велась по одной и той же схеме: сначала подготовка номера, потом печать на ротаторе, затем распространение по «тройкам», а также среди сочувствующих и врагов. В «Русском патриоте» выходили материалы об эмигрантах-коллаборационистах («Предатели за работой»), о событиях в СССР и на Восточном фронте (о них узнавали по радио), а также об оккупации. Издание объясняло читателям, как можно проявить «подлинный патриотизм»: в частности, «Русский патриот» призывал солдат восточных батальонов дезертировать («К бойцам и командирам РОА»). Историограф СРП и один из редакторов газеты Николай Борисов подчеркивал ее уникальность как единственного антифашистского русского периодического издания Западной Европы -- «выразителя особых русских, советских интересов»[67]. Всего в подполье было выпущено тринадцать номеров тиражом трехсот до пятисот экземпляров, распространявшихся преимущественно в парижском регионе. Хотя полномасштабному развертыванию работы препятствовали аресты, недостаточное финансирование и пассивность диаспоры, подпольная деятельность СРП завершилась только с освобождением Парижа. Установить точное количество членов СРП невозможно, имеющиеся цифры варьируют от 30 до 120 подпольщиков. Возможно, что через «Союз» прошли несколько сотен человек. Мы также знаем, что тринадцать из них погибли от рук оккупантов или умерли из-за болезней[68]. 

Послевоенная эйфория

В первые послевоенные годы Советский Союз пользовался большой популярностью во Франции. В условиях двустороннего сотрудничества генерал де Голль не мешал советской стороне проводить репатриацию, зачастую насильственную, а также целенаправленно разлагать эмигрантское сообщество[69]. Эмиграция, по выражению современника, «пережила некое смятение, некие увлечения, несбыточные надежды»[70]. «Советский патриотизм», собственно, и был наглядным выражением этих чувств: в Зарубежье громко заговорили о «правоте» советской власти и ее перерождении[71]. Как замечал тогда Иван Бунин, «русские все стали вдруг красней красного. У одних страх, у других холопство, у третьих -- стадность»[72]. В отдельных случаях советофильство исходило от тех же лиц, которые еще недавно сотрудничали с немцами[73]. Некоторые из них -- «приспособленцы» и «злонамеренные интриганы» -- вступили в СРП, что повлекло за собой напряженность внутри организации[74]. Как писал сторонний наблюдатель, в 1945 году «игра на националистических струнках» эмиграции была свернута, а СРП превратился во «вспомогательную организацию советских органов»[75].

Несмотря на все это, среди «совпатриотов» царила эйфория: они бесконечно проводили встречи и торжественные собрания. «Союз» разросся до 6 тысяч человек и 78 отделов[76]. 10 марта 1945 года он был переименован в «Союз советских патриотов» (ССП), в составе которого имелись женская, молодежная, спортивная и артистическая секции, амбулатория, четверговая школа. Под его крышей устраивались лекции и кинопоказы, работали молодежные лагеря, десятитысячным тиражом издавалась «самая значительная в колонии», по оценкам французской полиции, газета[77]. Доходы от ее продажи в совокупности с членскими взносами и прибылью от выставок и концертов формировали бюджет ССП[78]. 14 июня 1946 года стал для всех совпатриотов большим праздником: в этот день в СССР был обнародован указ о восстановлении в советском гражданстве подданных Российской империи, проживавших на территории Франции[79]. Результатом законодательной новации стала выдача эмигрантам примерно 10--11 тысяч советских паспортов[80]. Эта мера, как и вообще вся активность совпатриотов, делила Зарубежье: одни были в восторге, другие негодовали[81].

Принятие советского гражданства бывшими апатридами привело в августе 1947 года к очередной реорганизации: ССП превратился в «Союз советских граждан» (ССГ). В правление были избраны старые возвращенцы Николай Качва, Василий Ковалев и другие. Организация продолжила прежний курс. «В секциях “Союза советских граждан”, в его библиотеке, в редакции “Советского патриота” нам открылся новый мир: родина, -- писал один из активистов. -- Он открывался в ее изучении, а главное, в общении с советскими людьми, которое не было нам доступно целую вечность»[82]. ССГ способствовал организации отъезда старых и новых советских граждан; последних уехало до 6 тысяч человек[83]. Добавим, что временами помощь в сборе вчерашних военнопленных и «остовцев» начинала напоминать настоящую охоту[84].

Летом 1947 года Францию охватили забастовки; в ситуации острого политико-экономического кризиса руководство страны согласилось принять «план Маршалла»[85]. В условиях набиравшей обороты «холодной войны» такой курс отдалил Францию от СССР, усилив антикоммунистические настроения. В конце 1947 года полиция, действуя нарочито жестко, проверила сборный пункт Борегар, вслед за чем последовали отзыв советской репатриационной миссии, высылка из Франции 24 представителей ССГ и закрытие указанного пункта[86]. Активная организация, числившая в своих рядах большое количество иностранцев, могла беспроблемно существовать до тех пор, пока это было выгодно Франции.

Оказавшиеся дома совпатриоты удивлялись советским реалиям. «Почему я назначен в Ульяновск, а не в Тбилиси к родственникам?» -- недоумевал один; «Мы предоставлены сами себе», -- огорчалась другая[87]. Жизнь обретших родину тысяч людей в основном складывалась трудно: у них немедленно возникли проблемы с трудоустройством, добыванием средств к существованию и оформлением пенсий, а некоторых вообще осудили по 58-й статье. Сожалели ли они о своем решении вернуться, были ли они правы? Отвечая на эти вопросы, мы склонны согласиться с историком, который пишет о заблуждениях и трагедии «тех патриотов России, которые не всегда были достойно оценены любимой ими Родиной»[88].

__________

[1] См., например: Александровский Б.Н. Из пережитого в чужих краях. М.: Мысль, 1969; Любимов Л. На чужбине. М.: Ташкент: Узбекистан, 1979; О чем не говорилось в сводках / Сост. И.И. Куликов, Ю.А. Плотников, Б.Л. Сахаров. М.: Госполитиздат, 1962; Нечаев Г.А. Родина зовет! Партизанские газеты на русском языке во Франции // Советская печать. 1965. № 5. С. 33--35; Он же. Об участии советских людей в движении Сопротивления на севере и востоке Франции в годы Второй мировой войны // Новая и новейшая история. 1964. № 4. С. 118--129; Он же. Против общего врага: Советские люди во французском движении сопротивления. М.: Наука, 1972; Семиряга М.И. Советские люди в европейском Сопротивлении. М.: Наука, 1970; Тихонова З.Н. Иван Троян -- герой французского Сопротивления // Вопросы истории. 1966. № 11. С. 151--155; Laroche G. On les nommait des étrangers. Les immigrés dans la Résistance. Paris: Les Éditeurs Français réunis, 1965.

[2] См., например: Антошин А.В. Русский Париж -- за Советский Союз? Идейные искания русских эмигрантов во Франции (вторая половина 1940-х гг.). Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2017. С. 5, 6.

[3] Почему мы вернулись на Родину: свидетельства реэмигрантов / Сост. А.П. Осадчая, А.Л. Афанасьев, Ю.К. Баранов. 2-е изд. М.: Прогресс, 1987; Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. 3-е изд. М.: Мысль, 1987.

[4] Варшавский В.С. Незамеченное поколение. М.: Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына; Русский путь, 2010; Вестник русских добровольцев, партизан и участников Сопротивления во Франции. 1946. № 1--2; Хенкин К. Русские пришли. Тель-Авив: Книготоварищество «Москва-Иерусалим», 1984.

[5] Courtois S., Peschanski D., Rayski A. Le sang de l’étranger. Les immigrés de la MOI dans la Résistance. Paris: Fayard, 1989; Pavlova A. Les Russes et les Soviétiques en France durant la Seconde guerre mondiale: entre collaboration et résistance. Histoire. 2015.

[6] Борисов Н.В. «Пароль -- Франция! Девиз -- Советский Союз!» // Отчизна. 1990. № 1--5; Костицын В.А. «Мое утраченное счастье...»: воспоминания, дневники / Сост. В.Л. Генис. М.: Новое литературное обозрение, 2017; Кочетков А.Н. Иду к тебе. 1936--1945. Forest Hills: Т&В Медиа, 2013; Рощин Н.Я. Парижский дневник. М.: ИМЛИ им. А.М. Горького РАН, 2015.

[7] См., например, мои работы: Вовк А.Ю. Деятельность Союза русских патриотов во Франции (по материалам архива Дома русского зарубежья) // Российская эмиграция в борьбе с фашизмом: Международная научная конференция, Москва, 14--15 мая 2015 года / Сост. К.К. Семенов, М.Ю. Сорокина. М.: Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына, 2015; Он же. Основание и издание газеты «Русский Патриот»: из истории русскоязычной печати французского Сопротивления // Издательское дело российского зарубежья (XIX-ХХ вв.): сборник научных трудов. М.: Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына; Институт российской истории РАН, 2017; Он же. Русский эмигрант во французской тюрьме и лагере для «нежелательных иностранцев» Верне // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2018. № 3(14). С. 110-129; Он же. Русские бойцы интернациональных бригад и члены эмигрантских организаций в лагерях Франции // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2019. № 2 (76). Т. 10 (https://history.jes.su/s207987840004618-8-1).

[8] Цит. по: Шкаренков Л.К. Указ. соч. С. 75.

[9] Гуссефф К. Русская эмиграция во Франции: социальная история (1920--1939 годы). М.: Новое литературное обозрение, 2014. С. 97.

[10] Лор Э. Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу. М.: Новое литературное обозрение, 2017. С. 283.

[11] Кочетков А.Н. Указ. соч. С. 47, 58.

[12] Письмо П. Пелехина // Архив Дома Русского Зарубежья им. Александра Солженицына (далее -- ДРЗ). Ф. 25. Оп. 1. Д. 72. Л. 2.

[13] Подробнее см.: Вовк А.Ю. «Союз друзей Советской Родины». Париж, улица де Бюси, 12 // Диалог со временем. 2021. № 74. С. 363--377.  

[14] См.: Бочарова З.С. Русский мир 1930-х годов: от расцвета к увяданию зарубежной России // Русский мир в ХХ веке. В 6-ти тт. / Под ред. Г.А. Бордюгова и А.Ч. Касаева. М.: АИРО-XXI; СПб.: Алетейя, 2014. Т. 3. С. 198; Эйснер А.В. Двенадцатая интернациональная. М.: Советский писатель, 1990. С. 74; Любимов Л. Указ. соч. С. 229.

[15] См.: Биографические и исторические справки из комментариев к полицейскому отчету 1948 года о русской колонии в Париже // Закат российской эмиграции во Франции в 1940-е гг. История и память / Науч. ред. Д. Гузевич. Париж – Новосибирск: б. и., 2012. С. 166; 10 лет Союза возвращения на Родину // Наш Союз. 1935. № 64--65. С. 2.

[16] Бочарова З.С. Указ. соч. С. 197.

[17] Выдержки из устава Союза друзей советской Родины // Наша Родина. 1937. № 2. С. 16.

[18] См., например: Бочарова З.С. Указ. соч. С. 197.

[19] См.: Обзор французского МВД о положении русской эмиграции в Европе и о ее связях с гитлеровским правительством // Русская военная эмиграция 20--40-х годов ХХ века. Документы и материалы / Под ред. В.А. Авдеева, И.И. Басика. Курск: б. и., 2017. Т. 9. С. 856; Эфрон А.С. История жизни, история души. В 3-х тт. Т. 1: Письма 1937--1955 годов. М.: Возвращение, 2008. С. 9; Эфрон Г.С. Дневники. В 2-х тт. Т. 1: 1940--1941 годы. М.: Вагриус, 2007. С. 323; Он же. Указ. соч. Т. 2: 1941--1943 годы. С. 100.

[20] Кочетков А.Н. Указ. соч. С. 80--81.

[21] См. ответы на анкету «Почему я стал возвращенцем»: Наш Союз. 1935. № 64--65. С. 11--13; Там же. № 66. С. 11--13; Там же. № 67. С. 13.

[22] Александр Александрович Тверитинов: Крестный путь на Родину // История, культура и традиции Рязанского края (http://www.history-ryazan.ru/node/5880).

[23] Хенкин К. Указ. соч. С. 89--91.

[24] Вовк А.Ю. «Союз друзей Советской Родины». С. 368, 369. 

[25] Кочетков А.Н. Указ. соч. С. 51--52; «Даже если бы мы тогда могли заглянуть в будущее...»: Рассказывает А.П. Столыпин // Посев. 1983. № 9 (1316). С. 39.

[26] Кочетков А.Н. Указ. соч. С. 41, 85, 89, 90.

[27] Бочарова З.С. Указ. соч. С. 197.

[28] Письма Геннадия Нечаева // Архив ДРЗ. Ф. 25.Оп. 1. Д. 75. Л. 2.

[29] См.: Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. С. 181--183; Хенкин К. Указ. соч. С. 91.

[30] Роговин В.З. Партия расстрелянных. М.: б. и. 1997; «Продолжительность жизни»: Беседа с Кириллом Хенкиным // Радио «Свобода». 2002. 8 сентября (https://www.svoboda.org/a/24203412.html).

[31] Kunzi D., Huber P. Paris dans les années 30: Sur Serge Efron et quelques agents du NKVD // Cahiers du monde russe et soviétique. Avril-juin 1991. Vol. 32. № 2. Р. 288--290.

[32] Н.С. Качва. Воспоминания // Архив ДРЗ. Ф. 25. Оп. 1. Д. 21. Л. 9.

[33] Подробнее о Штранге см.: Вовк А.Ю. Ученый, шпион, партизан? Штрихи к биографии Михаила Штранге (1907--1968) // Право на имя: Биографика 20 века: Семнадцатые чтения памяти Вениамина Иофе. 29--30 июня 2020. Сборник докладов. СПб.: Мемориал, 2021. С. 23--34.

[34] См.: Хроника Союза // Наша Родина. 1939. № 3. С. 15; Хроника Союза // Там же. 1939. № 6. С. 15; Штранге М.М. Автобиографии // Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 591. К. 2. Ед. хр. 19. Л. 3, 13, 15.

[35] См.: Левое крыло евразийства // Возрождение. 1937. 29 октября. С. 5; L’enquête sur l'assassinat de Reiss et la perquisition rue de Buci // Le Matin. 1937. 24 octobre P. 1-2. Veran G.-Ch. Skobline, Miller, Reiss, etc. conduisent aux même “témoins” // Le Petit Parisien. 1937. 24 octobre. P. 1, 5; Rachart P. Les perquisitions rue de Buci mettent en relief l’activité soviétique en France // Le petit journal. 1937. 25 octobre. P. 4.

[36] Подробнее см. статьи Владимира Зензинова: «Мокрое дело» в Лозанне // Меч. 1938. № 21. С. 4-5; Там же. 1938. № 22. С. 4--5; Там же. 1938. № 23. С. 4--5.

[37] Договор о ненападении [между Союзом Советских Социалистических Республик и Французской Республикой] [29 ноября 1932]// Документы внешней политики СССР. Т. 15: 1 января -- 31 декабря 1932 г. М.: Политиздат, 1969. С. 639.

[38] См.: Кембалл Р. «Ни с теми, ни с этими» -- тернистый путь Марины Цветаевой // Одна или две русских литературы? Международный симпозиум, созванный факультетом словесности Женевского университета и Швейцарской Академии Славистики. Женева, 13--15 апреля 1978 года. Лозанна, 1981. С. 41--51; Kunzi D., Huber P. Paris dans les années 30: Sur Serge Efron et quelques agents du NKVD // Cahiers du monde russe et soviétique. Avril-juin 1991. Vol. 32. № 2. Р. 285--310.

[39] Всего на стороне республиканцев воевало около трехсот белоэмигрантов. Подробнее см.: Семенов К.К. Указ. соч. С. 116--117.

[40] Эйснер А.В. Указ. соч. С. 75.

[41] Там же. С. 81.

[42] Кочетков А.Н. Указ. соч. С. 88.

[43] Автобиография и воспоминания Николая Роллера // Российский государственный архив социально-политической истории (далее -- РГАСПИ). Ф. 553. Оп. 1. Д. 5. Л. 19.

[44] Эфрон А.С. История жизни, история души. Т. 2. С. 130.

[45] Эйснер А.В. Указ. соч. С. 19.

[46] Шифротелеграмма Я.К. Берзина М.И. Розенбергу о возвращении в СССР эмигрантов, воевавших в Испании, 16 января 1937 г. // Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937--1938 / Под ред. А.Н. Яковлева. М.: Международный фонд «Демократия», 2004. С. 41.

[47] Языков П. Бой под Гвадалахарой // Наш Союз. 1937. № 5. С. 10.  

[48] Растление русской души // Сигнал. 1937. 20 марта. № 3. С. 1.

[49] Цит. по.: Семенов К.К. Указ. соч. С. 114, 115.

[50] Эфрон А.С. Указ. соч. Т. 2. С. 130.

[51] Письма Геннадия Нечаева // Архив ДРЗ. Ф. 25. Оп. 1. Д. 75. Л. 3; Н.С. Качва // Архив ДРЗ. Ф. 25. Оп. 1. Д. 22. Л. 1.

[52] Подробнее о возвращенцах в лагерях см.: Вовк А.Ю. Русский эмигрант во французской тюрьме; Он же. Русские бойцы интернациональных бригад.

[53] Кочетков А.Н. Указ. соч. С. 17.

[54] Статьи, заметки, стихотворения [материалы интернированных во французских лагерях] // РГАСПИ. Ф. 545. Оп. 4. Д. 66. Л. 8.

[55] Автобиография и воспоминания Н.Н. Роллера // РГАСПИ. Ф. 553. Оп. 1. Д. 5. Л. 48.

[56] О реакции Зарубежья на это событие см.: Бэйда О. «Сшиблись два антихриста». 22 июня 1941 года в оценке русской эмиграции // Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре. 2014. № 3 (95). С. 143--161.

[57] См., например: Дом-музей Марины Цветаевой. Специальный проект «Русский la Résistance» (https://dommuseum.ru/speczproektyi/resistance); Лебеденко Р.В. Указ. соч. С. 182--183.

[58] См.: Вовк А.Ю. Деятельность Союза русских патриотов во Франции; Он же. Основание и издание газеты «Русский патриот»; Горинов М.М. Участник движения во Франции Н.С. Качва; Он же. Судьба участника антифашистской борьбы во Франции Н.Н. Роллера; Кочетков В.А. Биография Алексея Николаевича Кочеткова (https://anru.t-n-v.com/); Он же. Биография Георгия Владимировича Шибанова (https://gsru.t-n-v.com/); Решетников С.В. Русские эмигранты-сопротивленцы против восточных батальонов вермахта во Франции (1943--1944).

[59] Кривошеин И.А. Отчет о резистантской работе И.А. Кривошеина // Вестник русских добровольцев, партизан и участников Сопротивления во Франции. 1946. № 1. С. 38.

[60] Материалы о деятельности организации «Русский патриот» // Архив ДРЗ. Ф. 25. Оп. 1. Д. 42. Л. 3.

[61] Рапорт П. Лисицына // РГАСПИ. Ф. 553. Оп. 1. Д. 4. Л. 155-157 об.; Рапорт И. Трояна // РГАСПИ. Ф. 553. Оп. 1. Д. 2. Л. 56-59 об.

[62] Доклад по кадрам // РГАСПИ. Ф. 553. Оп. 1. Д. 2. Л. 25. Л. 25 об.

[63] Борисов Н.В. «Пароль -- Франция! Девиз -- Советский Союз!». № 3. С. 28.

[64] Chapochnokoff Alexis. Dossier № 3879 // Archives du département du Rhône et de la metropole de Lyon 3335W22, 3335W12.

[65] Письма Н.С. Качвы // Архив ДРЗ. Ф. 25. Оп. 1. Д. 25. Л. 12.

[66] Кочетков А.Н. Указ. соч. С. 31--33.

[67] Борисов Н.В. Наше прошлое // Советский патриот. 1947. 29 августа. № 149. С. 2.

[68] Рукопись Николая Васильевича Борисова // Историко-литературный музей города Пушкина. КП-6776. Л. 216.

[69] Гузевич Д.Ю. Указ. соч. С. 114--119, 129.

[70] Зайцев Б. Бердяев // Бердяев Н.А. Самопознание (Опыт философской автобиографии). М.: Книга, 1991. С. 387.

[71] Будницкий О.В. 1945 год и русская эмиграция: Из переписки М.А. Алданова, В.А. Маклакова и их друзей // Ab Imperio. 2011. № 3. С. 244.

[72] Бунин И.А. Дневники 1881--1953. М. -- Берлин: Директ-Медиа, 2017. С. 327.

[73] Бердяев Н.А. Самопознание. С. 339, 340.

[74] Борисов Н.В. «Пароль -- Франция! Девиз -- Советский Союз!». № 5. С. 29; Костицын В.А. Указ. соч. С. 595.

[75] Франсуа. «Советские патриоты» в Париже (письмо из Парижа) // Социалистический вестник. 1946. № 7--8. С. 187--188.

[76] В.Г. Деканозов – В.Н. Меркулову: «О Союзе советских патриотов», 22 октября 1945 г. // Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 0136. Оп. 29. Д. 33. Папка 198. Л. 129.

[77] Российская эмиграция во Франции в 1940-е. Полицейский отчет 1948 года «La colonie russe de Paris» («Русская колония в Париже») / Публикация Д. Гузевича и Е. Макаренковой // Диаспора: Новые материалы. Т. 8. Париж: Athenaeum; СПб.: Феникс, 2007. С. 436.

[78] Там же. С. 412.

[79] Указ от 14 июня 1946 г. О восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих на территории Франции // Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938 -- июль 1956). М.: Государственное издание юридической литературы, 1956. С. 68.

[80] Гузевич Д.Ю. Указ. соч. С. 118.

[81] Пасхальный свет на улице Дарю: дневники Петра Евграфовича Ковалевского 1937--1948 годов. Нижний Новгород: Христианская библиотека, 2014. С. 464, 465, 468.

[82] Любимов Л.Д. Указ. соч. С. 348.

[83] Гузевич Д.Ю. Указ. соч. С. 118.

[84] Там же. С. 111, 112.

[85] Верт А. Франция. 1940--1955. М.: Издательство иностранной литературы, 1959. С. 311--315.

[86] Гузевич Д.Ю. Указ. соч. С. 129--133.

[87] Записная книжка Качвы // Архив ДРЗ. Ф. 25. Оп. 1. Д. 24. Л. 30; Письмо Е.Г. Галай // ГАРФ. Ф. А-327. Оп. 1. Д. 15. Л. 46.

[88] Антошин А.В. Указ. соч. С. 13.