Публикации

«Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований», №3, 2018, с. 119-130.

УДК 94(44+47)”1939/1940”:314.743(093)

ББК 63.3(2+4Фра)1939–1940

В 61

Алексей Вовк

РУССКИЙ ЭМИГРАНТ ВО ФРАНЦУЗСКОЙ ТЮРЬМЕ И ЛАГЕРЕ ДЛЯ «НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫХ ИНОСТРАНЦЕВ» ВЕРНЕ

АННОТАЦИЯ

В воспоминаниях одного из лидеров эмигрантской организации Союз друзей советской родины (СДСР) Николая Качвы отражены события начального этапа Второй мировой войны. В 1939–1940 гг. правительство Франции изолировало так называемых нежелательных иностранцев в лагерях, самым известным из которых стал Верне. Здесь находилось под стражей не менее сотни русских эмигрантов, часть из которых была членами просоветского СДСР и французской компартии. В мемуарах Качвы содержится информация об обстоятельствах ареста и допросах, об условиях нахождения в Верне, о действиях лагерного подполья и выходе актива СДСР из лагеря в 1941 г.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА

Франция; Вторая мировая война; русская эмиграция; интернирование; лагерь Верне; коммунистическая партия; Союз друзей советской родины.

ДЛЯ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ межвоенного периода характерен спор «пораженцев» и «оборонцев»: одни считали, что в будущей войне необходимо продолжать сопротивление коммунизму; другие полагали: Россию надо защищать несмотря ни на что. В Париже, неофициальной столице Русского Зарубежья, наиболее крупной организацией «оборонцев» был Союз возвращения на Родину («Совнарод», возвращенцы»; с 1937 г. Союз друзей советской родины, СДСР), насчитывавший около 1000 членов1, а по стране (в Гренобле, Лионе, Лилле, Каннах, Кнютанже, Марселе) были открыты его отделы2.

В Лионе главой филиала был Николай Сергеевич Качва (30.09.1900–07.01.1982), который уже стал объектом отдельного исследования3. Перечислим основные жизненные вехи: детство в семье железнодорожника в Тифлисе и Баку, гимназия; поездка к брату в Крым, воевавшему у белых, которая привела к эмиграции; и, наконец, работа шофером в Лионе. Казалось, обычный путь белоэмигранта. Но за рубежом Качва симпатизирует левым силам и «возвращенцам», вступает в профсоюз и местную компартию (ФКП), а во время Гражданской войны в Испании отправляет добровольцев и оружие в интербригады. В 1940 г. Николай Качва арестован за «коммунистическую пропаганду» (девять месяцев в тюрьме и шесть в лагере). Позже участвовал во французском Сопротивлении, возглавляя Союз «Русский патриот», а после войны Союз советских граждан. Далее следуют высылка из Франции (1947 г.) в СССР за антиправительственную деятельность и скромная жизнь в Ульяновске.

Из этой насыщенной событиями биографии стоит выделить нахождение Качвы и других русских эмигрантов в лагере для «нежелательных иностранцев» Верне (Vernet d’Ariège). Если во Франции это место является символом человеческих страданий, то в России о нем знают немногие. После Гражданской войны в Испании многочисленные беженцы, солдаты и бойцы интербригад были интернированы в лагерях юго-запада соседней Франции. Здесь была создана целая сеть лагерей; каждый из них представлял собой небольшой город на 15–18 тыс. человек.

С началом Второй мировой войны правительство Франции приняло декрет об интернировании «подозрительных и нежелательных иностранцев»4, к которым относились немцы, австрийцы и… русские. Не вдаваясь в существующие в диаспоре противоречия, власти арестовали несколько сотен человек — и пораженцев, и оборонцев5.

Причина заключалась в том, что после германо-советского пакта русские в целом рассматривались как союзники Рейха. Другим отягчающим фактором было членство в запрещенной в самом начале войны компартии, призывавшей не участвовать в новой мировой бойне. В итоге, по воспоминаниям членов СДСР, «2 сентября 1939 г. <...> все члены Союза друзей советской родины были арестованы, имущество <...> описано и конфисковано. <...> Почти все мы оказались в концлагере в Пиренеях»6. В следующие месяцы по стране прокатилось еще несколько волн репрессий, в ходе которых было проведено 10 550 обысков и арестовано 3400 коммунистов7.

Поражение Франции и перемирие 1940 г. не привели к роспуску лагерей (хотя подобный вопрос рассматривался). Правительство Виши к «старым» интернированным добавило новых, политически неблагонадежных граждан и апатридов, уголовников. Многие из них были отправлены в Верне, где к весне 1941 г. сосредоточили примерно 3000 человек8. Перейдем к описанию лагеря. Изначально он был создан в конце Первой мировой войны для колониальных войск. В 1939 г. здесь находились бойцы интербригад, но с увеличением количества интернированных власти построили новые бараки, которые плохо справлялись с непогодой. Лагерь был разделен на четыре блока-отделения: «А» (осужденные по общему праву), «В» (политические), «С» (подозреваемые), «Т» (для готовившихся к этапу). В отделении «А» было 8 бараков, в «В» — 19, в «С» — 18 и в «Т» — 3. Размер бараков был 35 × 6 м, в каждом находилась 21 пара двухэтажных нар. В первую зиму 1939/40 г. ни света, ни отопления в бараках не было9.

Интернированные привлекались к работам в сельском хозяйстве, химической промышленности, шахтах, на дамбах и вырубке лесов. При этом рабочие руки «изымались» для нужд немецкой промышленности10.

Отметим, что Верне стал символом строгой дисциплины и страданий неслучайно: свидания были запрещены, письма, приходившие дважды в неделю, подвергались цензуре11. Член СДСР и ветеран интербригад А.Н. Кочетков вспоминал позднее: «Кончается осень сорокового. На утоптанных шлаковых дорожках морщатся лужи. В дощатых серых нештукатуреных бараках промозглая стужа. Все жиже лагерная похлебка <...> Голод, формальный голод. Топинамбур и тот урезали»12. Естественно, что узники страдали от истощения. Правда, определить число заболевших и умерших в лагере русских сегодня невозможно: по одним данным, в 1939–1944 гг. в лагере и окрестных госпиталях умерли 217 человек, напротив 32 фамилий стоит пометка «Russe», 2 — «Ukrain.»13. Известны причины смерти 142 заключенных, 55 из которых умерли от крайнего истощения организма14.

Несмотря на тяжелые условия Верне, заключенные коммунисты создали подпольную организацию, получавшую директивы Центра. Связными между отделениями лагеря были работники кухни и санитары. Они подкармливали товарищей, передавая еду в «спасительных банках» из-под консервов15. Добавим, что организованность коммунистов позволяла им протестовать. Так, в феврале 1941 г. была устроена забастовка: в блоке «С» люди потребовали улучшения питания и гигиены, но в итоге были избиты вызванным подкреплением, 102 человека отправлены в карцер16. Об этом случае позже вспоминал Н. Качва, добавляя, что нелегальная партийная группа также организовывала голодовку и бойкот незаконных требований администрации17. При этом коммунисты отмечали Первое мая и 14 июля, День взятия Бастилии. В условиях конспирации проводились праздничные митинги, завершавшиеся пением вполголоса18.

Покинуть лагерь можно было по-разному: одних освобождали, другие бежали, а некоторые записывались в Иностранный легион или трудовые батальоны19. Правда, Коминтерн уже осенью 1939 г. запретил запись в антифашистские легионы, расценив войну как «империалистическую»20, что осложнило положение заключенных коммунистов. Тогда власти стали привлекать людей на работы насильно, отправляя их в Северную Африку21 или позже в Германию. В этой ситуации коммунистическое подполье лагеря, несмотря на споры, приходит к выводу о необходимости скорейшего выхода «за проволоку». Аргумент, что работа будет протекать в относительно свободных условиях и принесет пользу общему делу22, оказался решающим. Таким образом, весной 1941 г. большинство русских эмигрантов-коммунистов покинуло лагерь Верне.

Нам удалось найти рукопись Н.С. Качвы, в которой он описывает свой арест и заключение23. Однако при расшифровке мы столкнулись с проблемами. Во-первых, текстовка представляет собой не единый мемуар, составленный в хронологическом порядке, а отрывки воспоминаний. Так, на листах 1–5 схематично описываются события из жизни Качвы 1939–1948 гг., на листах 6 и 7 речь идет о тюрьме и лагере (1940–1941 гг.) подробнее, а на листах 7об.–11об. содержится рассказ о допросах Качвы французскими полицейскими в 1939–1940 гг. и последующем аресте. Видимо, записи были оставлены в разное время и должны были стать единым текстом. Во-вторых, рукопись содержит большое количество грамматических и пунктуационных ошибок, которые зачастую затрудняют восприятие текста. И, в-третьих, поверх записей карандашом Качва не только вносил исправления синими чернилами, но и записывал целые новые абзацы. Мы сочли нужным выстроить заметки в хронологическом порядке, убрать многочисленные повторы и привести текст в соответствие с современными правилами орфографии и пунктуации русского языка, сохраняя стилистические особенности автора. Приписки выделены полужирным курсивом; сохранены авторские подчеркивания; сокращения раскрываются в угловых скобках. Полностью публикуется впервые.

На основании документа мы можем узнать, лучше представить себе не только политическую ситуацию конца 1930-х — начала 1940-х гг., но и настрой разных слоев представителей эмигрантской среды, отчаянность и безвыходность их положения.

* * *

Начало 1939 г.

В октябре 1-й визит агента, проверка документов. В ноябре 2-й. Известие о разгоне и арестах чл<енов> СДСР в Париже через Тюсара (ген<еральный> секретарь «Франко-Советск<ой> Дружб<ы>», чл<ен> компартии). Постановл<ение> правления СДСР Лионского отдела о приостановке всякой деятельности Союза на время войны. Архив и книги хранить у меня на дому. Переписка у секрет<аря> Плиско. В начале ноября посещение инспектора специальной полиции, допрашивал каждый раз по записной книжке, делая в ней заметки. До конца декабря еженедельно бывали случаи и <допросы> два раза в неделю. Допрос продолжался 2–3 часа.

<Вопросы:> Когда и как приехал во Францию, где работал и работаю, подробный допрос. <Ответы:> Моя автобиография до приезда во Францию, моя политическая деятельность, почему стремлюсь вернуться в СССР. Какие цели и задачи преследует СДСР (изучение Родины, ее быта, Конституц<ии> и вообще всего происходящего нового строител<ьства> и т. д.).

<Вопросы:> Кого знаю из руководителей парижского Центра СДСР? Почему именно у меня останавливались приезжие из Парижа и кто именно приезжал. В каких франц<узских> организациях я состою и состою ли я во фр<анцузской> компартии и СЖТ. Почему я работаю у секрет<аря> комъячейки Сабатье24) (арестован и сидел уже в крепости). Как часто вы бываете на собраниях комъячейки и из кого она состоит. Кто из русских бывает на этих собраниях. В чем заключалась ваша роль председателя Рус<ского> комитета помощи Республ<иканской> Испании. Кто ее возглавляет в Париже (Нелидова25). Из кого состоит комитет в Лионе. На какие средства я существую. <Показывает> по бумажке расчет моих доходов и приходов. На какие средства я устраиваю у себя на квартире чайные собрания и угощения. От кого получаю денежную помощь. Почему работаю ночью. Кого возил тогда-то и тогда-то и куда именно.

Ответ: Работаем мы оба <с женой>26. Работая на такси ночью, имею приличный заработок. Товарищеские обеды устраиваем у меня, производятся вскладчину, устраиваются у меня ввиду удобства моей квартиры.

Вопрос: Вы демократ, а вы стремитесь ехать в страну, где такая же диктатура, как в Германии и Италии, доказательство этому пакт дружбы, подписанный между СССР и Германией, с которой мы воюем.

Ответ: СССР предлагал запад<ным> демокр<атиям> подписать <договор>27. Они отказались. <В> СССР войны не хотят — подписали с Германией пакт о ненападении и только. Разница в демократиях.

<Вопрос:> Знаете ли вы, что вас используют, но никогда не пустят в Сов<етский> Союз. В этом я могу вам дать полную гарантию28. Как вы думаете, какая причина, что вас до сих пор не пустили на Родину? А почему вы не приняли французского гражданства?

Ответ: Вы Францию любите, свою страну, а я русский и люблю Россию, и француза из меня не сделаете. Лекция, что <такое > патриотизм и национальное чувство. В гостях хорошо, а дома лучше.

Допрос продолж<ался> 4 часа.

В конце декабря. За это время были арестованы в Лионе Михайлов, Бобовский, Охотников (реакционер немецкой ориентации), Дробязгин и Леушин. До меня доходили сведения, что происходят допросы моих знакомых, в том числе: Сычова, Костенко, Крючкова, Петрикина, Плиско, Дистовского, Рудюка, Захарова, а через Петровича узнал, что идут допросы и в правых кругах.

<На следующем допросе инспектор полиции> доверительно сообщил, что по обязанностям службы он опрашивал некоторых русских и что говорят в этой среде обо мне: о сплетнях, о доносах и грязи, которой обливают меня даже люди, о которых я хорошо отзываюсь и которые бывают у меня. Тут же вопрос: «А что я думаю о Бобовском, Михайлове, Плиско, Терехове (жанд<армский> полковник), Балтухин<е>, К. Попове, Охотникове, Яворском, Блюмер, Бутенко, Мясняев<е>, Биршов<е>, Малеев<е>, Тапицынском и др. Знаю ли я Туркула29, <и> имена, которые мне были неизвестны: Скобелева30, Догоевского, Пятницкого31 и др., имена которых я не знал.

Вопросы о деятельности некоторых лиц из эмиграции, целых организаци<й>. Назывался ряд имен мне известных, а иногда и неизвестных.

Ответ: Больше знаю из шофер.<ской> среды32.

<Вопрос:> По каким делам я ездил 2 раза в Париж, кого туда возил.

<Ответ:> Первый раз с клиентом, второй поездом на выставку33 с женой.

<Вопрос:> Не думаете ли, что ген<ерала> Кутепова и Миллера украло ГПУ34. Знаю ли я Пятницкого и Туркула?

<Инспектор:> Вы не наивный, хорошо знаете, что СДСР только прикрытие. В вашем Союзе работает агент ГПУ, и мы это знаем, и вы должны нам помочь нам его вскрыть.

Отв<ет>: Я не вижу, кто может быть агентом ГПУ.

<Инспектор:> Теперь мне ясно — это вы сами и есть агент ГПУ. У нас есть точные улики против вас. Вы думаете, что франц<узская> сыскная специальная полиция — детская забава<?> вы ошибаетесь, у меня в портфеле имеются все данные, разоблачающие вашу деятельность и вашу работу в ГПУ. Предлагаю вам сознаться, тогда я обещаю вам оставить вас на свободе, иначе я вас арестую.

Ответ: вы можете меня арестовать, но я все равно не знаю, кто агент ГПУ. Я ничего от вас не скрывал о моей деятельности, которая всегда носила легальный характер, и я всегда соблюдал закон. Вы же хотите заставить меня признаться в том, чего я не делал и чего я не знаю.

<Инспектор:> Повторяю еще раз: «Все ваше дело в моем портфеле, и я вас сегодня же могу арестовать».

Хлопнув дверью, ушел. Около месяца он не приходил, за это время были арестованы <члены СДСР>.

1 янв<аря 1940 г.> приход жандарма. Были отобраны разрешения выезда за пределы города Лиона. Январь прошел без посещения. Февраль: отказ <в> carte d’identité35. Выдано временное посещение, по которому обязан регистриров<аться> еженедельно.

Предпоследнее посещение.

<Инспектор:> Послушайте меня внимательно. Вы живете долго во Франции, Франция вам дала возможность неплохо существовать, Вы свыклись с ней. Вы будете лучше жить, в этом я даю вам честное слово французского офицера. Но при одном условии: честно послужить Франции, сотрудничая с нами. Вы должны помочь нам разоблачить работу советск<ой> разведки — ГПУ во Франции. Нам известно, что вы в курсе этой деятельности. В противном случае, если вы от сотрудничества с нами откажетесь, все, что вы имеете, — вы потеряете. Ваша семья будет разрушена, вы же обязаны подумать не только о себе, но и о семье. У вас больная дочь, которая требует лечения. От вас зависит благополучие вашей семьи. Подумайте над моим предложением серьезно. Мне вашего ответа сегодня не надо, я даю вам две недели на размышление — подумайте хорошенько. Знайте, что французская специальная сыскная полиция могущественная, нам известно абсолютно все о вашей деятельности и <она> сделает с вами все, что захочет. Надеюсь, это для вас тоже ясно. Уверен, что вы человек благоразумный и мы будем с вами друзьями. Учитывая, что этот вопрос вам решить сразу трудно, поэтому я и даю вам двухнедельный срок. Уходя, он сказал еще несколько французских любезностей, попрощался за руку как хороший знакомый (это было в первый и последний раз) и ушел.

Ровно через две недели агент явился за ответом: я ему повторил, что никаких агентов ГПУ я не знаю. В организациях работал легальных, а предлагаемое сотрудничество не для меня.

Вопрос: А вы хорошо подумали о последствиях вашего отказа?

Ответ: Я ни в чем не вижу себя виновным перед Францией и не понимаю вашего угрожающего тона.

<Инспектор:> Хорошо, вы увидите и поймете.

Проверив еще раз мои документы, испытующе на меня посмотрел. Хлопнул дверью <и> ушел. Через две недели я был арестован 14 марта 1940 г.

Около девяти вечера на стоянке такси на вокзале Братто36. Я сидел в машине, когда ко мне подошел инспектор сыскной полиции (тот самый, который меня допрашивал в течение четырех месяцев), спросил мою фамилию, в то же время ко мне подошло еще четыре человека, и все пятеро сели в мою машину, дав адрес специальной сыскной полиции (Вилеруа37). Когда подъехали, меня повели в помещение, где обыскали и составили <протокол>; в ящике в машине был найден пакет, который и прилаг<ался> к протоколу допроса, при допросе обращались грубо, но не били, затем заставили везти их ко мне на квартиру. В мою машину село четыре человека и в сопровождении еще четырех челов<ек>. Было 11 часов вечера, когда мы приехали ко мне на квартиру. Запретив мне говорить с женой по-русски, они начали одновременно во всех четырех комнатах обыск, перерыли и перевернули все. Жену и дочь подняли с кроватей. Перерыли подвал, забрали всю мою переписку и несколько книг из библиотеки СДСР. Окончив обыск, поехали на квартиру секрет<аря> СДСР Плиско, где произвели также обыск и забрали всю переписку Союза, арестовав также т. Плиско. Затем вернулись обратно в отд<еление> полиции, где допрашивали почти до утра. Допрашив<али> трое инспек<торов>. Вопросы задавались те же, что за эти месяцы <задавал> у меня на квартире инспектор полиции. Отобрав все документы, деньги, пояс, фуражку, шнурки, заперли в подвал, где просидел 30 часов без воды и еды.

Как правило, при допросах я не скрывал моей довоенной деятельности, которая была легальна и отвечала всем требованиям французского закона. Деятельность Союза Друз<ей> Сов<етской> Родины с момента объявления войны была прервана. Комитет помощи Республ<иканской> Испании занимался лишь материальной помощью быв<шим> бойцам интербригады, часть которых вернулась и жила в Лионе, другая часть находилась в концентрационных лагерях «Аржелес»38. Деятельность профсоюза (С.Ж.Т.) также была прервана с началом войны. Выступления русско-украин.<ского> хора советской песни прекратились.

<На допросах я> твердо стоял на том, что никогда ни при каких обстоятельствах не вмешивался во внутриполитическую жизнь Франции. Деятельность ограничивалась только русской колонией. Ни разу при допросах не были упомянуты имена Зураба Цициашвили и «Петровича», завербованных мною для работы по специальной линии. С момента моего ареста больше их не встречал, и о судьбе их мне ничего не известно.

На вопрос состоял ли я в компартии, ответил, что состоял до 1938 г., когда, после роспуска Коминтерна39, вышел из компартии (отрицать, что состоял в компартии, было нельзя, так как при обыске у казначея комъячейки были найдены в архивах член.<ские> карточки за прошедш<ие> года с моей фамилией. В дальнейшем состоял под псевдонимом «Николь» и «Луи».

Утром опять вызвали на допрос, вернули все вещи и деньги и отправили к прокурору, где был посажен уже вместе с т. Плиско. Просидели в распоряж. прокурора еще двое суток, после чего были отправлены в Лионскую тюрьму, где я был посажен в одиночную камеру под строгой изоляцией. Как в дальнейшем выяснилось, это был режим для всех арестованных коммунистов.

18 марта 1940 г. к вечеру я был доставлен из предвариловки в Лионскую тюрьму «Сен-Поль»40, где, прежде чем посадить в камеру, раздели донага, ощупывали все вещи, осматривали во рту, в заднем проходе (осмотр в высшей мере унизительный), отобрали: деньги, бумажник, часы, кольцо, перочинный нож, зажигалку. В общем, все за исключением пальто, костюма, белья, ботинок. Посажен был в одиночную камеру с надписью на двери: «Со строгой изоляцией». Наутро опять осмотр голого, вымеряли все, что можно, записывали все приметы, цвет глаз, отпечатки всех пальцев обеих рук. Фотографировали со всех сторон. Когда водили на допрос к следователю, то каждый раз осмотр с раздеванием догола, по возвращению та же процедура. При выезде из тюрьмы одевались наручники и снимались только при возвращении в тюрьму.

Питание было таково, что за девять месяцев я потерял 17 килограммов веса. Первые четыре месяца никого из заключенных не видел, кроме дежурного тюремщика, который ежедневно приходил проверять решетку в окне моей камеры и который выводил меня гулять в маленький дворик минут на 10. На пятый месяц ко мне вселили двух уголовников, которые поочередно менялись через 15–20 дней (3–4 недели). Выводили гулять во дворик уже в компании 6–9 человек, на 20–25 минут в день. Предположительно было, что подсаживают «наседку» или что не хватало в тюрьме свободных мест.

Через месяц была арестована моя жена41 и отправлена в концентрационный лагерь «Бренс», где пробыла до освобождения Франции (четыре с половиной года).

Через месяц всех политических перевели в отдельный корпус тюрьмы и рассадили по трое в камеру. В моей камере оказались т. Зрольди — секретарь франц<узской> компартии, департамента Роны, т. Плиско, секретать Союза Друз.<ей> Сов.<етской> Родины в Лионе, и я. В таком составе мы просидели до отправки меня и т. Плиско в концентрацион<ный> лагерь «Верне»: интересная подробность, что мой адвокат отговаривал меня подавать апелляционную жалобу на том основании, что, принимая во внимание внутриполитическую обстановку, мне могут увеличить срок наказания с четырех до пяти лет, т.е. максимум. Французские же тов<арищи> советовали перенести дело в апелляционный суд, чтобы, с одной стороны, еще раз продемонстрировать пристрастность постанов<ления> суда (сов<етская> Конституция42 — это закон страны, с которой Франция находится в нормальных дипломатических взаимоотношениях). С другой стороны, я выиграю время, оставаясь в Лионе, т.к. апелляц<ионный> суд может затянуться, а за это время может многое произойти в международном положении. Иначе меня отправят в центральную тюрьму, откуда уже ничего сделать нельзя, и я принужден буду отсидеть все четыре года. По совету тов<арищей> я обжаловал постановл<ение> суда, и в июле дело мое слушалось вторично (на второй день оккупации Лиона немцами43, при общем замешательстве и растерянности фр. администрации), на котором срок заключения был снижен до одного года тюрьмы. Мне разрешили отсидеть в Лионской тюрьме весь срок заключения в одиночной камере, в которой три месяца сидения засчитывали как за четыре месяца, таким образом вместо 12 месяц<ев> я отсидел девять мес<яцев>. Отбыв наказание в одиночном заключении, меня передали жандармерии (закованного совместно с т. Плиско), которая отвезла меня непосредственно из тюрьмы в концентрационный лагерь «Верне».

18 декабря 1940 г., возвратив нам отобранные вещи, нас тут же в тюрьме передали в руки фр<анцузским> жандармам, которые перевели нас в свое помещение и посадили под замок, а вечером того же дня, закованных, под конвоем трех жандармов, нас поездом повезли, и к вечеру следующего дня мы прибыли в концентрационный лагерь «Верне» и были посажены в отделение «А» с уголовными. На другой день при медицинском осмотре я упал в обморок на раскаленную железную печку, получив сильный ожог всей спины, был отправлен в лагерную больницу, где пролежал около трех месяцев. Здесь я связался с товарищами (через т. Тимофеева, который лежал в туберкулезном отделении, и т. Лисицыным Петром44, который приходил на работу в больницу), которые сидели в отделении «В» и «С»45. Т.т. Ружин46, Ковалев47, Журавлев48, Роллер49, Пелехин50, Смирягин51, Сизов52 и другие. С помощью лагерного рус.<ского> коллектива я стал поправляться и вернулся в отделение «А», где связался с парт.<ийной> группой испанцев и итальянцев, через которую был в курсе международных событий. Сама жизнь в лагере была гнетущей, притупляющей; в грязи, во вшах, <с> беспрерывной мыслью что-нибудь поесть. Кормили гнилыми, протухшими продуктами, которые противно было есть. И когда арестованные в отдел.<ении> «С» устроили забастовку, то они подверглись жестоким избиениям и многочисленным арестам, в том числе Ковалев и Максимович, которые после трехмесячного заключения в тюрьме были переведены в мое отделение «А». В апреле 1941 г. была первая отправка на работы в Германию. Я лежал в лагерной больнице и отказался ехать. Перед этим была отправка в Африку. Попали некоторые к нам.

<В Верне> я пробыл до 3 июня 1941 г. Когда был отправлен на работы в Германию, откуда в декабре 1941 г. удалось бежать обратно во Францию.

Архив Дома Русского Зарубежья (ДРЗ). Ф. 25. Оп. 1. Д. 21. Л. 1–15.

Рукопись. Оригинал.

1 Любимов Л. На чужбине. Ташкент, 1979. С. 229.

2 Союз друзей советской родины // Наша Родина. 1937 № 1. С. 28; В Союзе Друзей Советской Родины // Наша Родина. 1938. № 2–3. С. 17.

3 Горинов-младший М.М. Участник движения Сопротивления во Франции Н.С. Качва // Российская эмиграция в борьбе с фашизмом: Международная научная конференция. Москва, 14–15 мая 2015 года / Дом русского зарубежья имения Александра Солженицына; сост. К.К. Семенов и М.Ю. Сорокина. М.: Русский путь: Дом русского зарубежья имения Александра Солженицына, 2015. С. 130–144.

4 Байерляйн Б. «Предатель — ты, Сталин!» Коминтерн и коммунистические партии в начале Второй мировой войны (1939–1941): утраченная солидарность левых сил. М., 2011. С. 178.

5 Ковалев М.В. Участие русской эмиграции во Франции в борьбе с фашизмом // Военно-исторические исследования в Поволжье: Межвузовский сборник научных трудов. Саратов: Изд-во Саратовского государственного университета, 2006. С. 309.

6 Архив ДРЗ Ф. 25. Оп. 1. Д. 72. Л. 1, 1об., 2.

7 Peschanski D. Les camps francais d’internement (1938–1946) — Doctorat d’Etat. Histoire. Université Panthéon-Sorbonne — Paris I, 2000. P. 138.

8 Peschanski D. Les camps francais d’internement… P. 367, 368.

9 Vers un camp répressif : octobre 1939 — octobre 1940 // Le camp de concentration du Vernet d’Ariège 1939–1944 [Электронный ресурс] URL: http://www.campduvernet.eu/pages/histoire-ducamp.html#view-page (дата обращения: 06.10.2018).

10 Peschanski D. Les camps francais d’internement… P. 231.

11 Vers un camp répressif: octobre 1939 — octobre 1940 // Le camp de concentration du Vernet d’Ariège 1939–1944. [Электронный ресурс] URL: http://www.campduvernet.eu/pages/histoire-du-camp.html#view-page (дата обращения: 06.10.2018).

12 Кочетков А.Н. За проволокой // Иду к тебе, 1936–1945. Forest Hills, 2013. С. 61, 63.

13 Internes du Vernet decedes // Le Vernet. Bulletin. № 4. 1974. P. 23–27.

14 Le cimetière du camp de concentration du Vernet d’Ariège // Amicale des Anciens Internés Politiques et Résistants du camp de concentration du Vernet d’Ariège. 2013. P. 7.

15 Кочетков А.Н. За проволокой… С. 63

16 Peschanski D. Les camps francais d’internement... P. 752; Le Vernet: intellectuels et résistants // Le camp de concentration du Vernet d’Ariège 1939–1944; URL: http://www.campduvernet.eu/pages/histoire-du-camp.html#view-page в последнем случае событие названо «восстанием» (дата обращения: 06.10.2018).

17 Архив ДРЗ Ф. 25. Оп. 1. Д. 33. Л. 12.

18 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 553. Оп. 1. Д. 5. Л. 59; Кочетков А.Н. За проволокой... С. 61.

19 Борцы Латвии в Испании. 1936–1939: Воспоминания и документы. Рига: Лиесма, 1970. С. 240, 260.

20 Байерляйн Б. «Предатель — ты, Сталин!»... С. 151–153.

21 Кочетков А.Н. За проволокой... С. 51, 54; Peschanski D. Les camps francais d’internement... P. 524. В рапорте из Джельфы (Алжир) указано, что в октябре 1942 г. в этом лагере было 35 русских и 85 советских граждан. В другом донесении (рапорт от 25.03.1943) написано, что в Джельфе было 117 советских граждан, находящихся в «бесчеловечных условиях» (Sicot B. Contribution à l’histoire du camp de Djelfa, archives et témoignages (de Roger Garaudy à Max Aub)) // Exils et migrations ibériques au XXe siècle. 2009. № 3. Sables d’exil. Les républicains espagnols dans les camps d’internement au Maghreb (1939–1945). Р. 155, 161, 162.

22 РГАСПИ. Ф. 553. Оп. 1. Д. 5. Л. 48.

23 Архив ДРЗ. Ф. 25. Оп. 1. Д. 21. Л. 1–15. Отметим, что фонд № 25 составлен из материалов, собранных советским историком и журналистом Г.А. Нечаевым. В 1960–1980-е гг. он переписывался со многими эмигрантами–участниками Сопротивления, репатриировавшимися после войны. К сожалению, значительную часть своих наработок Нечаев не смог издать при жизни.

24 Написание фамилии приблизительное.

25 Нелидова-Хенкина Елизавета Алексеевна (1881–1963). Актриса, член правления СДСР. В 1941 г. репатриировалась в СССР.

26 Качва (ур. Василенко) Аполлинария Никифоровна (1902–1976). После войны переехала в СССР, проживала вместе с мужем в Ульяновске.

27 Имеются в виду переговоры о взаимопомощи между СССР, Великобританией и Францией в Москве (апрель — август 1939 г.), закончившиеся безрезультатно.

28 В конце 1930-х гг. в СССР смогли уехать всего несколько членов «Совнарода»/СДСР. По мнению З.С. Бочаровой, в «Союзе» сменились приоритеты: с агитации за возврат — на обличение эмиграции (траты на пропаганду составляли 64%). Исследователь пришла к выводу, что советские власти подозревали потенциальных репатриантов в неблагонадежности (Бочарова З.С. Русский мир 1930-х годов: от расцвета к увяданию зарубежной России. Том 3 // Русский мир в ХХ веке. В 6 томах / Под ред. Г.А. Бордюгова и А.Ч. Касаева. М., СПб., 2014. С. 197, 198).

29 Туркул Антон Васильевич (1892–1948) — участник Белого движения, генерал-майор, видный деятель военной эмиграции.

30 Видимо, имеется в виду Скоблин Николай Васильевич (1893–1938). Участник Белого движения, генерал-майор, видный деятель военной эмиграции. Агент советских спецслужб, один из организаторов похищения начальников РОВС генералов Кутепова (1930) и Миллера (1937).

31 Пятницкий Николай Владимирович (1890–1962) — участник Белого движения, полковник, видный деятель военной эмиграции.

32 До войны Н. Качва был известен в шоферских кругах, например, у него можно было приобрести газету «За рулем».

33 В 1937 г. в Париже проходила Всемирная выставка.

34 Имеется в виду Иностранный отдел внешней разведки, в 1920–1930-е гг. ИНО ОГПУ, Иностранный отдел ГУГБ НКВД.

35 Удостоверение личности.

36 La gare de Lyon-Brotteaux, сейчас закрыт.

37 Около улицы Villeroy и сегодня находится комиссариат полиции 3-го округа Лиона.

38 Один из лагерей юго-запада Франции. Большинство членов «Совнарода»/СДСР в 1939 г. находились в двух лагерях: Сен-Сиприен, Аржелес, потом последовательно были в Гюрсе и Верне.

39 Видимо, Качва имеет в виду запрет ФКП 26.09.1939 г., после того как французская компартия призвала воюющие страны к миру, расценив начавшуюся войну как «империалистическую».

40 Сейчас здание передано университету.

41 Качва Аполлинария Никифоровна была арестована 18.04.1940 г. и направлена в лагерь Риекро, потом в Брамс. Из-за болезни 23.12.1943 г. переведена в деревню под надзор полиции. Дочь А.Н. Качва была арестована в июле 1941 г. и направлена в лагерь Риверсальт. Через полгода выпущена на поруки.

42 При обыске у Качвы был найден экземпляр советской Конституции.

43 Вермахт вошел в Лион 19 июня 1940 г. До ноября 1942 г. город находился в т. н. «Свободной зоне».

44 Лисицын Петр (? — ?) — член «Совнарода» и СДСР, возглавлял отдел в Лилле, участник Сопротивления.

45 Большинство членов СДСР содержались в 48-м бараке блока «С» вместе с поляками и прибалтами; партийное руководство, командиры интербригад — в «В», где были и парижские лидеры СДСР В. Ковалев и К. Ружин. Группы и отдельные члены СДСР и «Оборонческого движения» были разбросаны еще и по шести баракам блока «С».

46 Ружин Кирилл Савич (1895–?) — редактор газет «Евразия» и «Наш Союз», член «Совнарода» и СДСР (входил в состав правления); после войны вернулся в СССР.

47 Ковалев Василий Ефимович (? — ?) — член «Совнарода» и СДСР (входил в состав правления); после войны выслан в СССР.

48 Журавлев Борис Илларионович (1898–1945) — участник Белого движения, затем член «Совнарода» и СДСР, участник Гражданской войны в Испании и Сопротивления.

49 Роллер Николай Николаевич (1901–?) — участник Белого движения, потом член «Совнарода» и СДСР, участник Гражданской войны в Испании и Сопротивления, после войны вернулся в СССР.

50 Пелехин Павел Петрович (1911–?) — участник Белого движения, потом член «Совнарода» и СДСР, участник Гражданской войны в Испании и Сопротивления, после войны вернулся в СССР.

51 Смирягин Дмитрий Г. (? — ?) — участник Белого движения, потом член «Совнарода» и СДСР, участник Гражданской войны в Испании и Сопротивления; после войны вернулся в СССР.

52 Сизов Александр Сергеевич (1896–1976) — юрист, литератор. Член «Совнарода» и СДСР, участник Сопротивления; после войны выслан в СССР.

ВОВК АЛЕКСЕЙ ЮРЬЕВИЧ — кандидат исторических наук.